— Не знаете ли, где тут молодежный кемпинг? — спросил я его, вытирая лицо.
Сперва он внимательно осмотрел меня, ничего не отвечая. Потом сплюнул в лужу и ответил:
— Три километра отсюда, в той стороне, откуда ты только что явился. Я как раз туда иду, давай за мной.
Я спросил, не видел ли он двух девушек, ирландку и англичанку, он снова сплюнул и ответил:
— Нет, — и пошел вперед.
Одежда прилипла к телу, вдобавок я весь день ничего не ел и чувствовал себя паршиво — но парень все шел вперед под дождем, хлеставшим меня по лицу; оно застыло от холода, как кусок мрамора, и стало совершенно бесчувственным; парень то и дело хрипло отхаркивался, сплевывал и молчал. Я возненавидел Кале. Мы шли по песку, смешанному с угольной крошкой, земля была мокрой и вязкой, и дома стояли под дождем, равнодушные и несчастные. Чумазые дети с бледными взрослыми лицами смотрели на нас из-за занавесок, и на лицах их читалась лишь смертная тоска. Иногда ряд домов прерывался, в промежутках валялся мусор и ржавое железо; грязный пес скреб его когтями и злобно облаивал нас, чтобы мы не вздумали покуситься на его добро.
Кемпинг оказался на улочке, ответвляющейся от дороги на Булонь. В этом приземистом деревянном строении никого не было.
Я выиграл соревнование — и жутко расстроился: в качестве награды мне светил вечер в компании с этим парнем, алжирцем, и я представил себе, как придется сидеть с ним за столом, а он будет молчать и плеваться. Но около десяти появился один из австралийцев, здоровенный рыжий парень с бородой, как у Генриха Восьмого, — и хотя в Париже я его едва замечал, мне стало хорошо, как бывает, когда возвращаешься домой, — но он ничего не знал ни о Вивьен с Эллен, ни об остальных.
— Может быть, — предположил он, — они успели на шестичасовой паром до Дувра.
Тогда они уже в Англии, подумал я, и я ее больше никогда не увижу.
Позже появились другие. Они принесли с собою дождь на одежде и воспоминания о скверно проведенном дне, но Вивьен среди них тоже не оказалось, и никто ее не видел.
Ночью я замерз, потому что нечем было укрыться, и обрадовался наступлению дня, но он принес с собою только дождь, а моя одежда не успела еще высохнуть. Снаружи было тоскливее, чем когда-либо.
Пока мы спали, появился второй австралиец. Он тоже не видел Вивьен, и стало ясно, что, скорее всего, она уже не появится. Австралиец спросил, не хочу ли я пропить вместе с ним остатки его франков, и я согласился. Мы нашли маленькую закусочную неподалеку от памятника гражданам Кале работы Родена. Мы ели картошку фри, запивая ее дешевым алжирским вином, по бутылке на брата.
