Он остановился перед маленькой гостиницей, где я жил.
— Бери свой багаж, и мы поедем дальше.
— Куда? — спросил я, но он смотрел на меня удивленно.
— В мою историю, конечно.
И я поехал с ним.
У него была старенькая машина, и всю ночь мы ехали по мертвой, зловещей земле. Луна по-королевски поднималась над рыжими выжженными лугами. Туман стлался над окрестными равнинами и скрывал за собою опасность, постоянно возникавшую в жестком, колючем кустарнике, взбирающемся, словно стадо давно издохших животных, вверх по склонам к причудливым, отсвечивающим под луной скалам.
Иногда в лицо нам дул теплый мягкий ветер, постепенно освобождающийся от безжалостной дневной жары и несущий с собою запахи трав — тимьяна или лаванды.
***
Мы не разговаривали, мы ехали по Провансу, и все городки и деревни, через которые мы проезжали, выглядели как покинутый людьми город в горах Лe-Бо — мертвые города, где по какой-то призрачной случайности все еще горели уличные фонари и иногда били башенные часы.
Я уснул, а когда проснулся, машина стояла. Мы посмотрели вниз.
— Это та самая долина, — сказал он, — в которой находится деревня.
— Да, — ответил я.
Краешек солнца появился над горизонтом. Крошечные домики далеко внизу столпились вокруг церкви, как согнанное пастухом стадо, — но деревня посреди долины меж каменистыми бесплодными склонами, безжалостно выжженными солнцем, на берегу высушенной жарою речки казалась символом свежести.
— Ты должен здесь остаться, — сказал он, — а меня зовут Мавентер — потому что ma — сокращение от «magnus» — «большое», а «venter» — «брюхо»; настоящее имя у меня другое, но все зовут меня так.
— Ты — монах? — спросил я, и он ответил:
— Нет, — а потом выгрузил мой рюкзак и развернул машину.
— А как же история? — спросил я.
— Спускайся в деревню, там всего одна гостиница, «У Сильвестра». Я вернусь через несколько дней, но ты ни с кем не должен обо мне говорить.
— Ладно, я не буду ни с кем о тебе говорить, — кивнул я, подобрал рюкзак и стал спускаться в долину.
Он завел мотор и крикнул:
— Дня через три, наверное, или даже через два.
Но я не обернулся, розоватая дорожная пыль облачком подымалась под моими ногами и оседала на ботинки и носки. Ниже цвел розовый и фиолетовый тимьян, зеленые листочки становились все темнее, и деревня выглядела почти приветливо — бело-розовые, поставленные как попало домишки, тенистые садики, сосны и кипарисы.
Гостиницу «У Сильвестра» я нашел легко, patronne[9]
