— Ты слишком уж потакаешь ему, хоть он и твой ближайший родственник, — заявила Жаклин.
— Не забывай, он еще и мой лучший друг. И к тому же весьма проницательный человек. Мне нравится обсуждать с ним дела.
Глаза Жаклин внезапно утратили томную мечтательность и сверкнули, обнаружив ясный, острый ум.
— А я твоя жена и, смею сказать, не совсем дурочка. Почему бы тебе не обсудить отчет со мной? В конце концов, я еще совсем недавно работала в «Кармайкл гольф эквипмент, лтд». Помнишь об этом?
— Да, конечно, но теперь уже не работаешь, — ответил муж и легонько поцеловал ее в ухо. — Я не хочу, чтобы ты забивала свою хорошенькую головку всякими неприятными вещами.
Жаклин немедленно сморщила нос и презрительно фыркнула.
— Реймонд Кармайкл, я требую, чтобы ты сейчас же перестал обращаться со мной как с красивой, но безмозглой фарфоровой куклой. Я этого не потерплю!
— Ах, какая жалость! А мне-то всегда хотелось жениться на красивой фарфоровой кукле. — Он улыбнулся, пытаясь сделать вид, что шутит, и отвлечь Жаклин от обсуждения отчета. Ему вообще не стоило заговаривать с ней на эту тему.
— Ты это несерьезно, — упрекнула его Жаклин.
— Не будь так уверена, — произнес Реймонд, поцеловал ее в высокий чистый лоб, потом поднялся и направился прямиком в ванную.
— Рей, Рей! — позвала Жаклин, прежде чем муж успел закрыть за собой дверь. — Что ты хочешь на ужин?
Снова тебя, мелькнул в голове самый искренний ответ.
— О, что угодно, — откликнулся он, не поворачивая головы. — Я непривередлив.
Слишком непривередлив, особенно в том, что касается тебя, с горечью подумал Реймонд. Любой другой мужчина давно вышвырнул бы тебя за дверь. А я? Что я делают? Придумываю всевозможные оправдания для твоего неподдающегося никаким оправданиям поведения? Изобретаю любые теории, которые позволят мне сохранить тебя в качестве моей жены и сексуальной партнерши?.. Это нужно прекратить, и немедленно! Надо срочно прочесть отчет, а потом принять решительные, крутые меры.
Как только дверь ванной закрылась за Реймондом, Жаклин перекатилась на живот, накрылась с головой светлой шелковой простыней и замерла, пытаясь сдержать навернувшиеся слезы. Правда, было не совсем понятно, почему ей так хочется плакать. Казалось бы, нет никаких причин бояться, что ее браку что-то угрожает.
И все же она боялась, ужасно боялась.
Почему? Потому что секс с Реймондом неожиданно стал не нежным, как во время медового месяца, а необузданным, неистовым, почти гневным? Но ей ведь это нравится… Или ее страх другой природы, внутренняя паника порождена тем, что она отчаянно, самозабвенно любит собственного мужа и не мыслит себе жизни без него?
