«И правда, — проговорил мистер Ким Пирс, протягивая мне желудочные таблетки «Миланта», — то, что одна из книг — зеркальное отражение другой, лишь увеличивает их загадочность».
Я бросился домой, выхватил найденный в леднике экземпляр из тайника за зеркалом в ванной и поспешил в ближайшую гостиницу, чтобы в её баре погрузиться в мир спиртных напитков и рыб.
Но тут, прежде чем я продолжу, мне хотелось бы поведать о второй необычной особенности «Книги рыб» — помимо излучающего свет переплёта, — примечательном свойстве, в котором я увидел поразительное сходство с реальной жизнью. Я упоминал уже, что книга практически не имеет конца как такового. Даже теперь я испытываю некоторые колебания: стоит ли писать о подобном; слишком уж необычна эта её черта, чтобы в неё можно было поверить, — в то, что повествование никак не желало закончиться.
Каждый раз, когда я вновь открывал книгу, оттуда вываливался какой-нибудь содержащий новые откровения клочок бумаги, который прежде не попадался мне на глаза; либо я вдруг натыкался на сноску, которой раньше не замечал, или неожиданно доходил до слипшейся пары листов, прежде мною пропущенных, и, осторожно разделив их, обнаруживал важный поворот сюжета, который заставлял меня переосмыслить его в целом и представлял всю историю в совершенно ином свете. Так что каждый раз, когда я открывал мою книгу, в ней чудесным образом прибавлялась одна глава. Но тем вечером, который я провёл в полном одиночестве в баре гостиницы «Республика» — в прежние времена носившей имя «Империя», — мне открылось, несмотря на сжигавшую меня безумную страсть, причём по одному только содержанию того, что я читал — со всё возрастающим страхом, — что эта глава окажется последней.
Как только я пришёл к этому выводу, листы под моими пальцами увлажнились, затем намокли, и наконец, когда я вдруг осознал, что сердце моё вот-вот выскочит из груди, дыхание учащается, становится затруднённым и я начинаю подниматься и опускаться, как волны, пришло неизъяснимое ощущение того, что я теперь читаю слова, написанные прямо на океанском дне.
Не веря происходящему, я тем не менее подошёл к тому, что, как мне было известно, и являлось концом. Я понял, что больше не будут появляться чудесным образом, словно ниоткуда, главы, написанные разноцветными чернилами; и, не в силах отвести взгляд от ужасной истории, поведанной Вильямом Бьюлоу Гоулдом, и от его рыб, я заказал ещё выпивки, чтобы унять дрожь в руках, осушил стакан залпом и опустил его на подставку с эмблемой пива «Каскад», после чего, всё ещё не отойдя от потрясения, направился в туалет.
