Она боялась даже самой себе признаться, что он прав.
— Но вас же из этого, уже советского, лагеря выпустили.
— Вы, наверное, не только наивный, но и добрый человек. Хоть настрадались, стараетесь не видеть зла.
— Я же вижу и добро. От Альбины, например.
— Частное не исключает общего. Даже при немцах были люди, к сожалению, единицы, которые, рискуя жизнью, спасали евреев.
Он, как и в прошлый раз, неожиданно поднялся.
— Я вас, кажется, утомил. Извините.
Она не стала отрицать. Ей на самом деле было не по себе от того, о чем он заговорил.
— Разрешите наведаться к вам еще раз.
— Пожалуйста. — Ей неудобно было ему отказать — ведь так и не спросил о своих родных.
— Если можно, в следующий понедельник.
— Хорошо.
5
Альбине она о его приходе рассказала. Но о том, что он говорил об антисемитизме, промолчала — ведь Альбина не такая. И очень тактична — не расспрашивала подробностей. Даже не повторила своего предположения, что «он тобой явно заинтересовался».
В понедельник он снова ждал ее у проходной. И так же, когда они переходили на другую сторону, бережно поддержал ее под локоть. Но опять молчал.
Когда они поднялись к ней и она, не раздеваясь — в комнате было не намного теплей, чем на улице, — хотела затопить печь, он взял из ее рук спички.
— Разрешите мне. А вы посидите, отдохните.
Она села на край кровати и смотрела, как этот чужой мужчина поджигает заготовленные ею с вечера щепки. Когда языки пламени охватили поленья и он, немного погрев руки, уже привычно сел на «свою» табуретку, она решила облегчить ему начало разговора.
— Кто-нибудь из ваших родных был в гетто или концлагере?
— Жена. — Но имени не назвал. Может, чтобы не сразу услышать, что она не была вместе с нею.
— А как… — у нее чуть не вырвалось «звали», — зовут вашу жену?
— Анна. Но вы не напрягайте память. Что ей пришлось пережить, я знаю.
У нее отлегло от сердца.
— Значит, она выжила?
— К счастью. Только между нами почти непреодолимое расстояние.
Она не совсем поняла, но переспросить постеснялась. А он не объяснил. Заговорил совсем о другом.
— Вам, должно быть, особенно обидно, что здесь, в стране, освободившей мир от фашизма, не все народы равны. Хотя провозглашается их дружба.
Оттого что он опять заговорил об этом, ей снова стало не по себе. Она даже захотела, чтобы он ушел. Но он сидел.
— И что именно нас с вами не жалуют. Неужели это вас не настораживает?
Она молчала. Не рассказывать же ему о том, что говорила Стасе. Это было в прошлую смену. Она в санитарной комнате стирала свой халат. Дверь в приемный покой была приоткрыта, на случай если «скорая» привезет больного. Вдруг услышала свое имя. Говорила Стасе, медсестра.
