— Но зачем вам потемнее? Сейчас в моде светлые цвета. Вот, посмотрите, какой замечательный шелк! Чистое золото! Как он блестит на солнце!
И они разворачивали перед Аскером рулоны бежевых, лимонных, розовых и голубых материй, расхваливая свой товар на все лады и утверждая, что в одежде такого цвета он будет просто неотразим.
В конце концов Аскер не выдержал. Зайдя в очередную лавку, он спросил:
— Скажите, нет ли у вас чего-нибудь для траура?
Продавцы дружно сплюнули через левое плечо и принесли Аскеру свои соболезнования. Один спросил:
— Позвольте узнать, когда будут проходить похороны?
Дело в том, что в Скаргиаре умершего хоронят в то время суток, когда он родился, чтобы он сразу попал в чертоги своего божества-покровителя. Детей Нура хоронили в белом, детей Матены — в черном, и всем присутствующим на церемонии полагалось быть в одежде того же цвета.
— Похороны состоятся ночью, — сказал Аскер, скорбно вздохнув.
— У нас есть то, что вам нужно, — сказал продавец. — Черный бархатный хофтар. Правда, он не совсем черный, а, скорее, темно-синий, но вы ведь знаете, что при теперешней моде очень сложно найти что-либо по-настоящему черное.
— Да, я понимаю, — кивнул Аскер, который сам в этом только что убедился.
Продавец вынес ему хофтар.
— Здесь, правда, на полы и на отвороты рукавов нашиты полосы из золотого шелка, но мы их вам спорем, — сказал он.
— Не надо! — воскликнул Аскер. — Оставьте так, как есть! Я их сам спорю.
Продавцы переглянулись между собой, решив, что их посетитель помешался от горя. Но Аскер, не обращая на них внимания, вцепился в хофтар, словно не веря, что он держит это в руках и что оно не исчезнет через пять минут. Это было как раз то, к чему он подсознательно стремился. Хофтар и в самом деле был почти черный, — такой цвет имеет вода в бездонных горных озерах или ночное небо перед восходом луны. Таинственную глубину бархата как нельзя лучше подчеркивали сверкающие золотые полосы шелка, которые услужливый продавец намеревался спороть. Для полного совершенства не хватало только одной детали — пояса. Аскер тут же купил широкий алый пояс и, заплатив за все сорок три лериза, направился в примерочную. Стащив с себя латаный балахон, в котором он был все это время, он надел хофтар и подпоясался так, что, казалось, он вот-вот переломится в талии пополам.
Став боком перед огромным, в авринский рост, зеркалом, он залюбовался плоским животом и тем, как хофтар расширяется от талии книзу, образуя колокол. Он взмахнул руками, чтобы посмотреть, как разлетятся в стороны широкие рукава, и удовлетворенно кивнул своему отражению. Прицепив саблю, он гордо вышел из примерочной, довольный своей покупкой, и сказал продавцам:
