— Если бы! Нет, ничего нет. Какие еще образцы? Откуда? Только кровь свою могу сдать для анализа…
— Кровь сдай, — смиренно сказал Стив, — я прямо сейчас и распоряжусь. Еще мочу сдашь и пройдешь ряд процедур — мы тебя полностью обследуем, всесторонне. Полежишь у меня немного, отдохнешь. Ты мой друг, а друзей я лечу бесплатно — пущу тебя по программе Медикейт, платить ничего не придется. Но, думаю, что наркотиков или их метаболитов в твоем организме уже давно нет, все распалось и вывелось… Поищем следы, конечно, чем черт не шутит, но это так, для успокоения совести: сейчас такие быстрые препараты пошли, что все уходит в момент… Да, а твое ощущение постороннего присутствия в сознании, это просто небольшое расстройство, с этим мы умеем справляться легко и непринужденно.
Стив умолк, встал с кресла и подошел к окну. В отличие от меня, он не терпел ложных окон — все его окна были вполне настоящими. Такую роскошь он мог себе легко позволить — клиника стояла в лесу, и за стеклом круглый год зеленели сосны и ели.
Когда-то мы были неразлучной четверкой друзей-приятелей, абсолютно непохожих друг на друга парней — студентов Артакадемии им. Зураба Церетели. Медведеподобный, медлительный и спокойный Стив; энергичный, всегда что-то затевающий Алекс; флегматичный долговязый Ник и я — существо без определенного характера. Мы были бунтарями, протестовали сами не зная, против чего, лезли из кожи вон, только бы нас заметили, а власти нас не то что не замечали, а просто игнорировали или замалчивали. Но периодически наши действия запрещали официально, и это считалось крупным успехом. Вообще-то против наших акции никто ничего не имел, и запрещали так, на всякий случай, лишь бы чего не вышло. А мы продолжали «зажигать». Было всякое. Мы делали скандальные и модные выставки, организовывали какие-то дикие арт-проекты, сумасшедшие перфоменсы и акции, участвовали во флешмобах и студенческих беспорядках. Автостопом путешествовали по Европе и в трюме сухогруза пересекали океан. Неделями жили под отрытым небом или наоборот — болтались по каким-то сомнительным трущобам и притонам. С возрастом мы успокоились и занялись делом. Каждый — своим. Никто из тогдашних моих приятелей не стал ни художником, ни искусствоведом, ни арткритиком. Все, кроме Алекса, поступили потом в другие вузы, и компания практически развалилась. Время от времени мы перекидывались сообщениями и письмами, встречались, но с тех пор никогда и нигде не собрались все вместе — известно, что разные интересы не способствуют общению. Я и Ник — заделались юристами, правда — разного профиля; Стив стал врачом-психиатром; а Алекс — вообще непонятно кем.
