— Но вроде бы не слышно ни девчачьего визга, ни хихиканья.
— Они просто молча кружатся на карусели.
— А еще один, третий ребенок?
— Это, по-моему, маленький мальчик. Трудно сказать наверняка: отсюда плохо видно. Навряд ли старше пяти-шести лет.
— Безобразие. Ему пора быть в постели. Небось родители — молодые придурки, которым только-только стукнуло двадцать. Им плевать, чем занят их отпрыск. Таких надо подвергать тестированию, прежде чем разрешать им размножаться. И что же он делает?
— Просто стоит. Наблюдает за девочками. Одинокий заброшенный малыш.
— Не сомневаюсь. Как он одет? Надеюсь, тепло укутан?
— Вроде бы. На нем тоже шапка с помпоном.
— А рукавички? Рукавички на нем есть?
— Рукавички? Ну, их отсюда никак не разглядишь. Край тротуара.
— Жаль. Я питаю особую нежность к детским рукавичкам.
— Правда?
— Угу.
— Можно спросить почему?
— Обожаю малышовые рукавички, и все тут. Знаете, их еще прикрепляют на веревочках к рукавам пальто, и, когда карапузы ходят вперевалочку, они болтаются возле детских ручек. Даже не могу сказать, за что я их так люблю, эти рукавички. Но просто обожаю.
— Да, пожалуй, они и вправду очень миленькие. То есть… Извините.
— За что тут-то извиняться?
— Да я голову даю на отсечение — вы терпеть не можете словечко «миленький».
— Вовсе нет. Ничего не имею против. Да и с чего бы?
— Без всякой причины. Просто предположил. Пройдем через церковный погост? Ворота еще открыты. Или двинемся прямо?
— Пойдем, пожалуй, прямо. Оставим мертвых почивать в мире. А почему бы вам не описать, как эффектно смотрится церковный шпиль на фоне неба?
— Ну, это типично английское зрелище. Можно сказать, неброское, но впечатляющее. Шпиль — как вы и сами, я уверен, прекрасно знаете — вытянутый, но довольно-таки тяжеловесный. Не заостренный. Не из тех, что взмывают в небо и, если пристально глядеть на них, словно бы покачиваются. Этот прочно стоит на земле, у него нет… нет… претензий на готическую воздушность.
— Никаких возвышенных устремлений.
— Вот-вот. И даже не делает вида, что таковые имеются. Да и само небо какое-то английское. Его не назовешь пылающим, необычайно ярким. И тем не менее при всей сдержанности красок оно глубоко трогает мою душу.
— А цвет?
— Неба?
— Да.
— Темно-серое. Сине-серое. Почти «металлик». По нему плывут облака — над церковью нависла целая гряда, — плывут, но очень-очень медленно. Заметить их перемещение так же трудно, как уловить движение часовой стрелки.
— Хорошо сказано. Знаете, Джон, в один прекрасный день вы сами вполне можете стать писателем.
