плюс «овский», в одно слово и, пожалуйста, без дефиса, — «эмилипостовский перечень правил поведения по отношению к физически ущербным людям, содержащий, естественно, главным образом запреты. Так, если у больного ампутирована конечность, то не следует садиться к нему на кровать именно в том месте, где при нормальных обстоятельствах лежала бы отнятая нога, не следует вторгаться в… в воздушное пространство его отнятой руки и тому подобное».
— Хотите, чтобы я набрал «и тому подобное» тоже?
— Просто обычное сокращение «и т. п.», пожалуйста. Вы успеваете следить за мыслью?
— По-моему, да. Но скажите мне вот что: мы все еще занимаемся первым абзацем, верно?
— Да. Впрочем, нет. Если подумать, то уже нет. Начинается новый абзац. В дальнейшем я вас буду предупреждать.
— Ладно. Новый абзац. Продолжайте.
— Продолжайте! Продолжайте! Легко сказать!
— Тогда не продолжайте — вам виднее.
— «Вопрос» — я продолжаю — «вопрос, однако, здесь гораздо шире, он не сводится к одной лишь слепоте. В моем собственном прошлом всякий раз, когда глазной врач, то есть окулист, направлял фонарик» — нет, э-э-э… Как они называются, эти тоненькие миниатюрные фонарики, которыми пользуются глазники?
— Офтальмоскоп?
— Точно, офтальмоскоп. «В прошлом…»
— «В моем собственном прошлом…»
— «В моем собственном прошлом всякий раз, когда глазной врач, то есть окулист, направлял на мой глаз офтальмоскоп или когда мне самому случалось слишком сильно и долго тереть глазное яблоко, я словно бы улавливал зрительный образ» — тире — «чего же именно?». Не забудьте поставить знак вопроса. «Чего же именно? Сетчатки? Внутренней поверхности глаза? Его внешней поверхности? Что бы то ни было, но зрелище этой ткани, изрытой ямами и зарубцевавшимися ранами, подобной поверхности Луны» — запятая — «с таким же несформировавшимся» — нет, погодите, надо бы выделить «подобной поверхности Луны».
— Хорошо. «Зарубцевавшимися» или «зарубцованными»?
— Не важно. Это мы успеем выяснить. «Что бы то ни было, но зрелище этой ткани, изрытой ямами и зарубцевавшимися ранами, подобной поверхности Луны, с таким же красным несформировавшимся покровом, как кожа тощего, только вчера вылупившегося птенца, такая же зеленовато-мутная, как… как безвкусное стеклянное пресс-папье, — зрелище это неизменно вызывало подспудную тревогу. Оно напоминало мне доисторические конвульсии Земли в ужасающе вульгарном эпизоде «Sacre du Printemps»[9] из «Фантазии» Уолта Диснея, — постойте, снимите «ужасающе вульгарном», это же не критическая работа о кино, — «в эпизоде «Sacre du Printemps» из «Фантазии» Уолта Диснея. А более всего оно напоминало мне о том, что глаза — это две части тела, два предмета» — курсивом, —
