Еще одна известная причина, по которой между индикаторами качества жизни и ощущением благополучия возникает зазор — сравнение с окружающими, с ближним кругом. Если ВНП растет, то почти у всех одновременно, поэтому «рейтинг» конкретного человека по сравнению с «соседями» меняется не столь сильно, чтобы вызывать прилив позитивных эмоций. Следующий психологический механизм из того же ряда: для человека не столь значимы отдаленные в пространстве и времени ориентиры (если только это не его собственная юность с ее приукрашенными воспоминаниями). Условно говоря, параллель с процветающими датчанами или бедствующими папуасами мало влияет на самоощущение россиянина. (Если, конечно, не третировать его через медиа образчиками европейского социализма, которые вряд ли придутся ему по душе, познакомься он с ними вживую.)
Итак, сводные индексы сводят далеко не все, что следовало бы. За скобками могут остаться минусы, способные перечеркнуть наблюдаемые плюсы. В их числе нервность работы, плохие предчувствия, ломка семейных ценностей, одиночество большого города, проблемы возраста и внешности, инспирированные культурой и т. п. Возможна и обратная ситуация, когда минусы учитываются, а плюсы нет. Так, страна может лидировать в чем-то (например, в разработке законов и норм, регулирующих тонкие, неоднозначные вопросы жизнеустройства — клонирование, эвтаназию, химиостимуляцию мозга, однополые браки, правила обхождения с домашними животными, проблемы копирайта и т. д.) и при этом не получать никакой рейтинговой надбавки за поиски, за которыми пристально наблюдает весь мир.
В частности, не думаю, что система показателей прибавляет хоть что-то в копилку североамериканцев за их беспримерные юридические разработки в области сексуальных домогательств, прав потребителей, защиты детства… Возможно, лишь когда-то это будет оценено по заслугам. Кроме того, есть целые области, заметно влияющие на счастье, где объективные, в том числе денежные, индикаторы работают априори плохо. К их числу конечно же относится культура в широком смысле и культурное потребление в узком.
Хотя экономика счастья оперирует информацией, снятой непосредственно с людей (и в силу этого позиционируется чуть ли не как верховный суд по отношению к индексам), ее собственная методика небезупречна. Взять хотя бы сложности с определением момента времени, по отношению к которому результаты опросов можно считать достоверными. Очевидно, что могут существовать отложенные эффекты, не проявившиеся на момент исследования, поэтому итоги всегда не окончательные. Так, интенсивный экономический рост, на фоне которого люди склонны к благодушным оценкам, чреват скорым эмоциональным истощением и недовложением в культурный капитал — все увлечены погоней за деньгами. (А без пропорционального увеличения символического капитала высших ступеней удовлетворенности не достичь.) Плюс бурный рост откусывает квоту счастья у будущего поколения, поскольку задирает планку ожиданий и порождает опасную раздвоенность между идеалом и реальностью — между тем, о чем мечтают молодые люди, и тем, на что они реально могут претендовать. В итоге дети пожинают плоды ложно понятого родительского долга, по воле которого им вроде бы созданы все условия, но одновременно съеден потенциал их собственных свершений. И вовсе не природа отдыхает на детях, а дети отдыхают за счет своей природы в том смысле, что старшее поколение, позволяя отпрыскам жить на всем готовом, лишает их мотивации к деятельности. Траекторию процветающего общества сравнивают с движением вверх по лестнице, ведущей вниз, — и это не ради красного словца. Хотя, пожалуй, точней было бы сопоставление с попыткой взбежать по эскалатору, движущемуся в обратном направлении. Темп, взятый наиболее успешными членами общества на пике формы, может оказаться непосильным для большинства. Тем временем лидирующие социальные группы, держа дистанцию от остальных и спасаясь от ощущения стагнации, продолжают, как наскипидаренные, рваться к новым вершинам. Но и для них самих, и для обоза это оборачивается психическими перегрузками, способными перечеркнуть все достигнутое. Об этом сигнализирует развитая индустрия психотерапевтических услуг — каждый заработанный в ней доллар следовало бы умножить на сто (если не на тысячу) и вычитать полученную сумму из ВВП.
