Друзья.
Ничего дружеского не было во взгляде, которым он смотрел на нее. Прямо как на мороженое в жаркий день. Эмили украдкой одернула майку, пожалев, что не надела что-нибудь менее облегающее. Что вообще происходит?
— Ник, послушай, — запротестовала она, когда он насильно усадил ее на кровать рядом с собой, — здесь... не место.
Ник. Звучало уже совсем неплохо, подумал он. Можно даже привыкнуть к этому имени, особенно когда его произносят вот так, с придыханием, как она. Он поднял руку и осторожно провел по ее нежной щеке. Возможно, прикосновения к ее коже, какие-то физические ощущения помогут ему вернуть память.
Кожа у Эмили была мягкая и бархатистая — он знал это. А губы — влажными, и он мог поспорить, что они на вкус просто восхитительны. Немного упрямый подбородок придавал только дополнительную прелесть этому ангельскому личику.
Ужасно... Он не мог вспомнить, как занимался любовью со своей женой, но тем не менее сразу же почувствовал прилив страсти. Он провел пальцем по ее шее до нежной впадинки между грудями и вдруг почувствовал, как она задрожала.
Возможно, не надо было позволять себе таких интимных прикосновений? Нервы его напряглись. Почему он ничего не может вспомнить? Почему от прикосновения к своей жене он испытывает чувство вины? Он стал незнакомцем для нее. И для себя. Он не может найти нужных слов, нужных жестов. Он даже не знает... а не был ли он каким-нибудь бесчувственным негодяем.
— Эмили?
Она не смотрела на него.
— Да?
— У нас с тобой было все в порядке?
Она слегка улыбнулась.
— Мы всегда были большими друзьями. Мы выросли вместе.
Друзьями? Это ему мало что говорило. Он преодолел желание погладить ее соблазнительную грудь и положил ладонь на ее живот.
— Когда должен родиться ребенок?
Эмили проглотила комок в горле.
— В декабре, — прошептала она.
— Рождественский подарок. Это хорошо. — Тут он подумал, что любое действие лучше бездействия, и мягким движением притянул ее к себе.
Эмили охнула, но сопротивляться не стала.
С улыбкой он подтянул ее на подушку и загородил своим телом, повернувшись спиной к двери, — хоть какое-то уединение...
Ему было так хорошо лежать рядом с ней, даже несмотря на боль во всем теле. Ее синие глаза горели негодованием, лицо пылало от возмущения. Хорошо. Он и не хотел, чтобы она скрывала свои чувства, — он не сможет ничего вспомнить, если она будет притворяться.
— Злишься, Ангел?
— С чего ты взял?
— Может, я ошибаюсь, но куда-то пропал твой ангельский взгляд.
