Но Гамон продолжал бушевать.
— Пожалеет он об этом или нет — меня не интересует. Женщина была в твоих руках, и ты дал ей возможность ускользнуть…
— Если тебе угодно взглянуть на него… — попытался умилостивить его араб.
— Я не желаю видеть его и не хочу, чтобы он меня видел. Если ты мог выпустить из своих рук женщину, то с тебя станется, что ты не удержишь и матроса. И он отправится в Танжер и расскажет, что я был у вас на паруснике. Поступай с ним, как знаешь!
Вдали Гамон увидел пленника, но лицо повара было измазано кровью и грязью настолько, что трудно было узнать в нем Морлека.
Гамон решил держаться от него подальше.
В соседнем селении для отряда были приготовлены мулы, Когда Гамон увидел перед собою мула в пышно разукрашенной упряжи, увешанного множеством серебряных колокольчиков и с красным сафьяновым седлом, он искусал от злости губы. Этот мул был припасен для Джоан.
Они вскочили в седла, и вскоре маленький караван из одиннадцати мулов исчез из виду. Караван шел вглубь страны. В полдень они остановились, и, отдохнув пару часов, снова продолжили путь. На ночевку караван расположился недалеко от маленькой деревушки.
— Ты не хочешь присутствовать на суде? — осведомился предводитель арабов у Гамона. — Этот человек твоей расы, и тебе будет неприятно видеть, как мы с ним расправимся.
— Мне совершенно безразлично, что вы с ним сделаете, я устал, — проговорил Гамон.
Для Гамона разбили палатку поблизости от палатки предводителя. Он собирался прилечь, но ему помешало неожиданное движение среди арабов. Гамон осведомился о причине волнения и услышал в ответ:
— Эль-Зафури.
Ральф не раз слышал имя этого независимого вождя арабов, но никогда еще ему не приходилось встречаться с ним лицом к лицу.
— Он здесь?
— Он направляется сюда, — равнодушно ответил предводитель арабов. — Он мой друг — нам нечего опасаться его.
Вдали показалось облако пыли; оно было велико и свидетельствовало о многочисленности отряда Эль-Зафури.
Через полчаса Эль-Зафури разбил лагерь, и Гамон мысленно порадовался тому, что этот повстанец был в дружеских отношениях с его наемником.
Гамон отправился лично приветствовать Эль-Зафури. Прославленного араба он застал в палатке, сидящим на коврике. Это был высокий и статный человек с широкими губами и негритянским разрезом глаз. Цвет его кожи был темнее, чем у остальных арабов.
— Мир твоему дому, Эль-Зафури, — сказал Гамон, следуя восточному этикету.
— Да будет мир и над твоим домом, — ответил шейх. — Я знаю тебя, ты — Гамон.
