— А герцогиня? Мне вызвать ее горничную?
Джеред посмотрел на своего камердинера. Чалмерс был образцовым слугой. Он прищурился и молча разглядывал его. Был это просто невинный вопрос, или его корни росли из того факта, что тому пришлось ждать до вечера, чтобы принести завтрак? Разумеется, он уже и раньше просыпался так поздно, но когда это случалось, он не обнимал свою жену. Его кожа хранила ее тепло. Хорошо, что Чалмерс именно в этот момент отвел глаза. Если бы он не знал наверняка, он бы подумал, что покраснел.
— Я полагаю, моя жена еще спит, Чалмерс.
— Очень хорошо, сэр.
Джеред был совсем не уверен, как на это можно прилично ответить, поэтому решил промолчать.
— Сколько золота ты положил в тот сундук? Он был слишком уж тяжелый, — сказал он, когда камердинер помогал ему надевать сапоги.
— Я привез только ту сумму, о которой вы просили, сэр. Однако я воспользовался возможностью положить на дно несколько завернутых в муслин кирпичей.
— Хорошая мысль. Я уверен, Эдриан решил, что там королевское состояние.
— Прошу прощения, сэр, но не разумнее ли было просто дать ему денег?
Джеред натянул сапоги, встал и притопнул, чтобы они лучше сели.
— И упустить приключение? Да ладно, Чалмерс, не говори мне, что к старости ты становишься скромником.
— Я не информировал охранников, сэр, как вы мне и сказали. Вас легко могли подстрелить. Разве не так?
Джеред бросил последний взгляд в зеркало, повернулся и похлопал слугу по плечу.
— Но я же цел, как видишь. А если бы заранее поставить в известность охранников, это лишило бы смысла всю затею, ты не согласен?
Он посмотрел в темнеющее окно.
— Не жди меня, Чалмерс. Я уверен, что вернусь не раньше рассвета.
Камердинер услышал щелчок дверной ручки и повернулся. Там, в дверном проеме, стояла герцогиня Киттридж, совершенно не похожая на ту, какой она была несколько дней назад. Когда он видел ее в прошлый раз, она была идеально причесана, ее платье являло собой произведение искусства из шелка и кружева от мадам Фушар, одной из самых модных портних. На ее лице было ожидание, невинность, которая очаровывала его. Женщина, посмотревшая на него, а потом на дверь, в которую вышел герцог, необъяснимым образом постарела. Ее волосы были взъерошены, на щеке след от складки на подушке, впечатавшейся в кожу. В ее глазах читались смущение и почти болезненная уязвимость. Девушка исчезла, но женщина была не менее пленительной. Честно говоря, даже, может быть, более. Он отвернулся, чтобы не смотреть на нее, завернутую в простыню, но легко мог представить ее наготу. Не настолько же он стар!
