Изабелла медленно опустилась на колени. На мгновение она вдруг подумала, что может испачкать праздничное платье.
– Доктор Грейсон, – прошептала она, – я нарушила Закон, я научила Лопо Первого словам, я научила его таиться от людей…
Динамик за решеткой молчал, и Изабелла почти выкрикнула:
– Простите меня, доктор Грейсон, вы ведь… вы, как отец… Он был такой маленький, такой хорошенький, глазенки круглые-круглые, все тянул ко мне ручонки. – Она начала говорить быстро, захлебываясь словами, и больше не смотрела на динамик за решеткой. – Я сразу поняла, что господь сотворил чудо! Да, чудо он сотворил. Послал мне младенца. И хоть я его не носила во чреве, но выносила в душе. О, как сладостны были прикосновения его ладошек, маленьких, в подушечках…
Свет вдруг погас, и плотная темнота тропической ночи хлынула со всех сторон на Изабеллу. Она замолчала, провела дрожащей рукой по лбу, уперлась руками в бетон и медленно встала.
Ноги слушались плохо, ей казалось, что вот-вот они подломятся и она упадет на грязный бетон, испортит новое платье. А ведь в Нове с химчисткой ох как сложно! Здесь не чистят, отправляют. Сроки ужасные просто. Забудешь, что посылала.
– Его ладошек, – произнесла она вслух а торжественно запела: – Ма-алень-ких, в поду-шеч-ках… – Она ударила себя по губам: – Дурочка ты, разбудишь ведь Лопо, спит малышка, пускай отдохнет…
Справа от нее темным кубом вырисовывался на фоне неба Первый корпус. Одно окно светится. На втором этаже спит в кровати переломанный хлюпик, ждет ее Лопо. Это он, он погубил ее. Не человек он. Человек чужое не возьмет. Сатана он. В самолете, когда укол ему делала и он глянул на нее, она сразу и распознала: сатана и есть, враг рода человеческого.
Она перекрестилась и тихонько поднялась на второй этаж. Третья комната слева. Так и есть, отблеск адского пламени сочится из-под двери, желтый, фосфорный, и серой тянет.
Осторожно – сатана хитер, ох как хитер! – она открыла дверь и вошла в комнату. На столике у изголовья горел ночничок. Вот он, враг! Ишь ты, глаза открыл.
– Это вы, сестра? – спросил Оскар Клевинджер. Голос у него был совсем не сонный, и чувствовалось, что он не спал. – Сколько времени? А я, знаете, свое детство вспомнил, всякие глупости. – Оскар заметил воскресное платье Изабеллы. – Что это вы так разоделись?
Изабелла Джервоне не отвечала и смотрела на него странным и пустым взглядом. А может быть, ему просто почудилось в слабом свете ночника. Он чувствовал, как нарастает в нем тревога. Что с ней, почему она пришла ночью в этом дурацком платье и молча глазеет на него?
