– Тушёнка бийская? – спросил Ивкин.
– Обрадуешься. Второй фронт. Сосиськи. Сладкие. Привыкай, славяне, – пробурчал Титичкин. – Взводный! Остаёшься за меня, комбат вызывает. Комсорг собрание хочет провести с Левинсоном. Не глупите без меня.
Мальчишки из похоронной команды, видя вывернутые карманы убитых, ругались в сторону обороны батальона, покрикивая:
– Иван, зачем часы брал? Ешь суп. Дети часы получат отцовы. Детей обворовал, Иван.
– Кто наших детей топил, гадёныш? На Ладоге. Пароходы с красными крестами были. Я вам припомню, – выкрикивал Ивкин.
– Капут Гитлер! Иди сюда, ком, ком. Не сдашься, Сидор всех перестреляет, – дурачился взводный Иван Лопаткин. – В Берлин идём. Бросай автоматы, пацаны.
– Что за болтовня? – пришел Левинсон и комсорг Тимошин.
– Агитируем, чтоб сдавались, – пояснил маленький солдатик с двумя медалями. – Не понимают… Ни шиша…
6.
Подкатившие по пыльной дороге четыре зенитных установки с прожекторами, электростанцией и прочей противовоздушной мурой плавно скатились в глубокий кювет и ударили по танкам и пехоте в самый критический момент. Два танка загорелись. Самоходка, расстилая гусеницу, крутнулась и замерла. Залёгшие немцы получили приказ сдаваться, подняли огорчённо руки. Скорострельные зенитные орудия, установленные на платформах тягачей, выползли на дорогу. Из кабин, из будок высыпали на дорогу женщины.
– Девки, – радостно ощерился губастым ртом младший лейтенант Титичкин, зажимая чернеющую от крови гимнастёрку на плече. – Ну, молодцы. Вот помощницы. Влупили, так влупили.
– Славяне, хорошо считайте пленных! – звонко прокричала статная, но рябая майорша, сверкая орденами и медалями, плотно разложенными на обширной груди.
– Гарно монисто, – улыбался ротный.
– Низкий поклон вам, девоньки, – подошёл с пулемётом худой и грязный комбат Горелкин.
– Где ваша медслужба? Скидывай гимнастёрку. Не стесняйся. Навидалась вашего брата покалеченного… Девочки! Пакеты, салфетки, спирт, огурец… Мужчины, умываться. Обедать. …Что девушек ни разу не видели?
– Таких геройских еще не видели, – сказал замполит Левинсон, и начал прихорашиваться.
Майор ловко бинтовала плечо. Увидев на лице Ивкина восторг и внимание, спросила:
– Откуда будем, мальчик? – Пётр смутился, тихо ответил. – А мы – Новосибирские. Родня. Я – в Бийске три годика жила. За растрату жильём обеспечили. Подруга воровала, а присели вместе. У нас, поди, уже яровые начали сеять? Дочки, проверить матчасть, долить радиаторы, угостить пехоту борщом. – От женщины пахло редиской и водкой. Походила тётка на мать, и Петьке захотелось ткнуться ей в грудь и заплакать, как в детстве. Когда отца отправили на «заработки», а уличные пацаны дразнили и не пускали играть в футбол, хотя он бил по воротам лучше всех. К мосту потянулись штабные автомобили с конвоем, танки и даже мощные самоходные орудия.
