На следующее утро я, как обычно, отправилась в Поло-Гранд. Стараясь не выдавать нервной дрожи, которая то и дело сотрясала меня, я переоделась и вышла в общий зал. Текли минуты, а затем и часы. Постепенно мои нервы успокаивались, никто не замечал ничего не обычно. Датчик, прикрепленный под браслетом, держался плотно, и через какое-то время мне даже удалось забыть о нем. Однако всякий раз, когда кто-то выражал желание начислить чаевые, предательские капельки пота все же выступали на моих висках, однако приглушенное освещение зала скрывало это.
День шел к концу. Посетителей было немного, и я неторопливо обходила немногочисленных клиентов, принимая заказы. Завершив очередной обход, я остановилась у одного из столов, протирая обивку от собравшейся пыли и сигаретного пепла. Заметив темное пятно, я вернулась с тряпкой и моющим раствором. За соседним столиком несколько человек неторопливо играли в покер. Халка, к моему облегчению, среди них не было.
— Я слышал, ты ужесточил требования к работникам в своей прачечной? — Произнес полный мужчина с одутловатым лицом. — Они у тебя, как бараны, еще и упираться пытаются.
— Да, — ответил ему сосед. — Пришлось даже нанять двух парней, чтобы били по рукам, если кто-то задерживается в столовой. Жрут, как свиньи. Пора сокращать им время обеда, совсем разленились….
Я незаметно поморщилась. Кто бы там у него ни работал — бедолаги — ничего хорошего им светить не может при таком хозяине. Скоро еще и кормить откажется.
Продолжая тереть пятно, я думала, что мне совсем не жалко будет «обокрасть» парочку таких вот скотов. Слишком много подобных фраз я слышала за все время работы в «Поло». Казалось, «оунеры» приходят сюда не для того, чтобы выпить или поиграть, а для того, чтобы рассказать друг другу, кто из них хуже всего обращается с работниками. И чем жестче были методы, тем восторженнее они приветствовались остальными.
«Стервятники. Вам бы лишь бы бить, рвать, унижать. — Злилась я. — Для вас никто не имеет ценности. Лишь бы брюхо набить и обогатиться».
Больше всего обсуждался никто иной, как Халк. Янка оказалась права — он-то уж неизменно занимал первые позиции по жестокому обращению с людьми на своем ранчо. И ничего, кроме благоговения не было написано на лицах слушателей этих историй. Благоговение и зависть. К тому, что у самих пороху не всегда хватало бессмысленно мучить и причинять боль другим.
«Уроды. — Выругалась я мысленно. — Жалкие слабые уроды мужского пола».
