Вице-канцлер Третьего рейха | страница 105
В кайзеровской Германии в голову не могло прийти ни офицеру, ни гражданскому лицу рассматривать армию как инструмент внутренней политики. Даже после введения воинской повинности армию никогда не использовали в подобных целях. В революцию 1848 года она просто осуществляла защиту личности суверена. До 1918 года политика считалась делом правительства и парламента, а исполнительная власть принадлежала по последнему счету полиции. После войны картина совершенно изменилась. Революционное правительство Эберта и Шейдемана не имело среди народных масс никакого авторитета. Мятеж спартаковцев удалось подавить только с помощью добровольческих отрядов и наспех сформированных частей новой стотысячной армии. Когда в 1923 году положение стабилизировалось, Сект был первым, кто настаивал на нейтралитете армии в вопросах политики. Это оказалось непростой задачей, поскольку как левые, так и правые партии стремились превратить рейхсвер в инструмент, который служил бы их собственным интересам. Организация армии опирается прежде всего на сильные офицерские и унтер-офицерские кадры. Единственный имевшийся после войны в Германии личный состав был воспитан в традициях кайзеровских времен. Большинство офицеров имели консервативные склонности, а их идеологические пристрастия, естественно, оказывались ближе к партиям правого направления. В виде контрмеры находившиеся у власти левые потребовали проведения «демократической реформы» в вопросах комплектования армии. Эти противоречия приобрели еще большую остроту в период подъема нацистского движения. Многие молодые офицеры, которым претила партийная работа, были увлечены динамизмом нацистов.
Пока президентом был человек с военным авторитетом фельдмаршала Гинденбурга, опасности использования рейхсвера для достижения внутриполитических целей не существовало, хотя в случае внутреннего конфликта центральное правительство, не имевшее в своем распоряжении сил исполнительной власти, оказывалось в полной зависимости от прусской полиции. В таком положении я оказался 20 июля 1932 года, хотя нам и удалось обеспечить введение чрезвычайного положения, не апеллируя к армии. Не следует забывать, что армия, поставленная перед необходимостью изыскания резервов для обороны наших восточных границ, была вынуждена обратиться за помощью к военизированным партийным группам. Для того чтобы поддержать свои традиции политической беспристрастности, ей пришлось использовать для этой цели как левых, так и правых, включая нацистов. Эта неприятная необходимость никогда бы не возникла, если бы державы-победительницы позволили нам иметь силы, достаточные для самозащиты и обороны.