Действие четвертое. Маска.
Свадьбу Эльвиры и Эрнани (который выступает теперь под именем Дона Хуана Арагонского) празднуют в замке последнего в Сарагосе. Радость и веселье царят на пестром маскараде. Свадебный пир, с танцами и ликующей музыкой, подходит к концу, гости уже собираются расходиться, но еще поют песни, славя новобрачных. Среди гостей мелькает фигура в маске и черном домино; незнакомец, скрывающий лицо, появляется то там, то здесь; гости замечают таинственную фигуру, но она выскальзывает в сад, сопровождая свой уход угрожающими жестами.
Наконец Эрнани и Эльвира остаются одни. Однако у них так мало времени, чтобы порадоваться своему счастью, – раздаются звуки охотничьего рога; это трубит Сильва, напоминая Эрнани об их роковом договоре.
Сильва входит как сама судьба. Эрнани молит его о милосердии, но все напрасно. Сильва предлагает ему выбрать яд или кинжал. Эльвира умоляет Сильву о пощаде, но тот непреклонен. В конце концов, верный клятве, Эрнани выхватывает кинжал и поражает себя, безжалостный Сильва не произносит ни слова, а Эльвира замертво падает на труп любимого.
Все персонажи оперы слегка безумны, и действия их непредсказуемы. Не так-то просто воплотить подобные характеры на сцене. Главные герои все время находятся в окружении хора, и голоса их вырастают из звучаний хора – так и кажется, что распускается дивный цветок.
Достаточно трудно убедить тенора, что его герой, хотя он всегда при оружии, произносит героические фразы и носит высокие титулы, особа несколько неуравновешенная. Эрнани страшно импульсивен, не способен контролировать разумом свои порывы, он просто одержим какими-то приступами мазохизма, которые заставляют его взрываться и устраивать дикие сцены; в общем и целом Эрнани нередко ведет себя просто как умалишенный.
Король в «Эрнани» примерно ровесник Эльвиры и Эрнани. Все трое должны подчеркивать вокально и драматически внезапные, резкие перемены своего настроения, импульсивность решений и поступков. Сильва, напротив, неподвижен, как скала, абсурдно непреклонен в своей слепой гордыне и глух к любому аргументу, который не совпадает с его собственными принципами.
Как бы мы ни учитывали громкие слова героев о чести, гостеприимстве и т. п. (не забудем и о таких понятиях, как месть и гордость), как бы ни понимали, что жаркая испанская кровь бурлит от этих слов еще больше, все же любовь сама по себе не кажется нам достаточным основанием для такой непримиримой вражды между тремя героями.
