– Если не повредит, – задумался Мишель. Его с детства так звали. Даже в паспорте он был записан Мишелем. Ничего странного нет. Привыкли. Быка одного звали – Том. «А чего не поехать. Бесплатно. И отпуск дают. А то ведь десять лет не был. Пока ходишь, пять пар галош стопчешь, выпрашивая законом причитаемое. – Не повредит, тогда ладно. Пиши. Отдохну немного. Раз после этого санатория не нарушается здоровье, поеду. Что мне страшно?
На вокзале народ чужой, озабоченный. Травкин сразу в две кассы очереди занял, но билет не сразу купил. Билета нужного не было. Жена сказала, чтобы покупал спальное место, но были только купе, общие и плацкартные. Мишель стал ждать другой поезд. Ехать далеко, до Новосибирска, а в купе – какой, поди, сон. Не давали спальных мест. А в общем вагоне ездил. Духота, Дети пищат, народ пивом наполняется. Запахи. «Знаем ваши хитрости, – подумал Травкин, ныряя в другую очередь. Кассир его приметила. Хотя молодая, но заботливая. Он видный мужчина – новая шляпа с черной лентой, дождевик серый, выцветший на работе. Утром дождь поливал, как из дырявой бочки. Дала ему билет. Нашла. А говорила, что только плацкартные. На этом плацу, небось, надо стоймя стоять. Она сказала, что надо ехать с удобствами, коли далеко, а не как попало. Правильно. Как попало он и на телеге ездит с летнего дойного лагеря или с фермы, когда зима, то на санях.
Пристроился Мишель на ступеньках перрона. Удобно. Чемодан рядом. Можно посидеть, а сумка с продуктами – у ноги. Никто не стибрит. Хорошо. Только припахивало необычно – железнодорожно. Не как на ферме, но терпимо. Он по радио слышал, что в городе окружающая среда загрязнена, но не до такой степени. Вредно жить в городах, подумал Травкин. Тут и поезд подрулил к бетонным приступкам – не дальше и не ближе. Номер вагона совпал с его билетным написанием. Он втиснулся в чуланчик с двухъярусными полками и небольшим столиком. Закрыл дверь и увидел мужчину, который был в его костюме и с его же медалью участника выставки ВСХВ. На выставку не поехал медаль выслали, как премию. Не скучно будет, подумал Мишель, но тут понял, что это зеркало, рассмеялся. Посмотрел в окно и увидел зданьице старинной архитектуры с буквами «М» и «Ж». Но тут дверка сгыркнула и в чуланчик стали просачиваться тётки с огромными сундуками и множеством сумок. Травкину подумалось, что у теток не меньше, чем по восемь рук, даже молоденькая гражданка лет тридцати или чуть больше – из-за краски на лице не разобрать – и та была обвешена авоськами, как новогодняя елка игрушками. Пока Травкин расталкивал узлы и чемоданы по местам, поезд оторвался от вокзала и понесся во всю прыть в Новосибирск.
