– Последние несколько минут они молчат.
– Скажи им, что мы связались с мэром. Скажи, что нам нужно больше времени. Боже, что же это за город такой! Вопросы есть?
– Да, – сказал Прескотт. – Я бы хотел работать на месте преступления.
– Забудь об этом. Твое место там, – и капитан повесил трубку.
Диспетчеры из всех отделов Центра управления уже собрались вокруг Коррелла. Перекатывая из угла в угол рта свои сигары, они бесстрастно глядели, как Фрэнк снова сменил слезы на гнев и изо всех сил колотил кулаком по металлическому столу.
– Джентльмены, – начал Прескотт. – Джентльмены… – Десяток лиц повернулись к нему, сигары шевельнулись в тонкогубых ртах. – Джентльмены, этот стол временно становится полицейским постом. Я вынужден попросить вас освободить эту часть зала.
– Каз мертв, – трагическим тоном произнес Коррелл. – Сражен во цвете лет.
– Джентльмены? – повторил Прескотт.
– Толстяка Каза больше нет с нами!
Прескотт обвел собравшихся суровым взглядом. Десять лиц без всякого отражения отразили его взгляд, сигары вновь шевельнулись, и диспетчеры, по-прежнему совершенно бесстрастные, начали расходиться.
Прескотт мягко сказал:
– Попробуй связаться с поездом, Фрэнк. Настроение Коррелла снова переменилось. Его жилистое тело напряглось, и он заорал:
– Я отказываюсь пачкаться, разговаривая с черномазыми ублюдками!
– Откуда ты знаешь, какого цвета у них кожа? Ты разве их видел?
– Я имел в виду не кожу, я имел в виду черные сердца этих гадов, – выкрутился Коррелл.
– Допустим, – ответил Прескотт. – Не хочешь пачкаться – пусти-ка тогда меня поработать.
Коррелл вылез из кресла:
– Как мне, по-твоему, следить за работой линии, если ты будешь сидеть за моим пультом?
– Используй пульты линейных диспетчеров. Я понимаю, Фрэнк, что это неудобно, но что ж поделать.
Прескотт сел в кресло Коррелла и подтянул к себе микрофон:
– Центр управления вызывает «Пэлем Сто двадцать три». Центр управления вызывает «Пэлем Сто двадцать три»…
Корелл изо всех сил треснул себя ладонью по лбу:
– Вот уж не думал, что доживу до такого: переговоры с убийцами, оказывается, важнее, чем управление дорогой, от которой зависит жизнь всего города!
– «Пэлем Сто двадцать три», прием… – Прескотт на секунду отключил микрофон: – Мы заняты спасением жизней шестнадцати человек. Это сейчас самое важное, Фрэнк.
– Да черт с ними, с пассажирами! Чего они, черт, хотят за свои паршивые тридцать пять центов – жить вечно?
Переигрывает, подумал Прескотт, но совсем чуть-чуть. Просто Фрэнк – фанатик своего дела, а фанатики – они всегда немного маньяки.
