Он подошел к окошку, забрал свою книжку, затем подождал Райдера. Выйдя, они двинулись в сторону Шестой авеню.
– Вам куда? – спросил Лонгмэн.
– Да все равно, хочу немного прогуляться.
– Не возражаете, если вместе? Мне тоже делать нечего.
Они шли в сторону Тридцатых улиц, обмениваясь незначащими замечаниями, но загадка не давала Лонгмэну покоя, и наконец, остановившись на краю тротуара перед светофором, он спросил в лоб:
– Так в какой же армии вы служили?
Райдер выдержал столь долгую паузу, что Лонгмэн уже собрался извиниться за бестактный вопрос, но ответ все же последовал:
– Вы имеете в виду последнюю? Биафра.[5]
– Ух ты! – сказал Лонгмэн. – Понимаю.
– А до этого – Конго. Ну, и еще Боливия.
– Так вы солдат удачи? – Лонгмэн в таком количестве поглощал всякое остросюжетное чтиво, что подобные эпитеты были для него привычными.
– Ну, это довольно дурацкое определение. Наемник – вот более правильное слово.
– Но наемник – это ведь тот, кто воюет ради денег.
– Вот именно.
– И все же, – жизнерадостно продолжал Лонгмэн, стараясь заглушить неприятную мысль, что воевать за деньги – примерно то же самое, что убивать за деньги, – и все же я уверен, что в любом случае для вас важнее были приключения, а не деньги.
– В Биафре я командовал батальоном. Мне платили две с половиной тысячи в месяц, и сбавь они хоть цент, я бы к этому делу и пальцем не притронулся.
– Биафра, Конго, Боливия, – изумленно повторял Лонгмэн. – Постойте-ка, Боливия – это ведь там, где Че Гевара? Вы что же, были с ним?
– Нет, я был как раз на другой стороне. С теми, кто его прикончил.
– Помилуйте, я вовсе не думаю, что вы были на стороне красных, – заторопился Лонгмэн.
– Я на стороне тех, кто мне платит.
– Какая же все-таки волнующая, славная жизнь! – воскликнул Лонгмэн. – А что заставило вас бросить все это?
– Рынок сузился. Нет работы. А пособий по безработице там не платят.
– И как же устраиваются на такую работу?
– А как вы устроились машинистом в метро?
– Ну, это совсем другое. Обычная работа, надо же на жизнь зарабатывать.
– И я пошел в солдаты по той же причине. Пива не хотите?
После этого прогулка и пиво стали еженедельным обычаем. Поначалу Лонгмэн не мог взять в толк, зачем такой человек, как Райдер, возится с ним, но в конце концов он понял: как и он сам, как и многие в этом городе, Райдер был одинок. Так что на час или два в неделю они скрашивали одиночество друг друга; но общение их, после тех первых откровений, вновь стало совершенно нейтральным.
