Одри прошла на кухню, вызвала такси, положила трубку и ушла через черный ход, плотно закрыв за собой дверь.
Она не осуждала Джолли за случившееся. В конце концов, она желала его не меньше, чем он ее. Честно говоря, наверное, даже больше. Как-никак, сказала себе Одри, вытирая внезапно навернувшиеся на глаза слезы, ведь это она побит его, а не он ее.
Прилетев сюда, она сделала ошибку. Но главной ее ошибкой было то, что она думала, будто самую сильную душевную боль ей причинил дед. Джолли Добсон сумел превзойти его.
Как ни глупо, она продолжала надеяться, что, когда Джолли вернется в плавни Абминга, клад будет его ждать. Все сокровища будут принадлежать ему. Что ж, он заслужил это. А ей не нужно ни цента. Никакое золото не вылечит ее разбитое сердце.
Джолли понял, что стряслась беда, как только открыл глаза. Одри больше не лежала в его объятиях. Она могла принимать душ в ванной или готовить завтрак на кухне. Но ее не было нигде, и он знал это. Она ушла от него.
Он чувствовал это. Сердцем. Кишками. Костями. Все тело ныло при мысли о том, что она оставила его. Вполне возможно, что он больше никогда ее не увидит.
В комнате еще витал ее запах. Ею пахли простыни, подушки и тело самого Джолли.
Он все еще видел ее лицо в тот момент — в тот волшебный, колдовской момент, — когда они были единым целым. Ее глаза были закрыты, голова откинута, спина выгнута дугой… В тот момент они были мужем и женой. Супругами.
Но она оставила его. В эту ночь он выдал себя с головой. Раскрылся. Сказал, что она нужна ему. Черт побери, он никому не говорил этого с самого детства. Сказал, что желает ее, как не желал никого другого. И все же этого оказалось недостаточно. Чего еще она хотела от него?
Он знал, что этим кончится. Так всегда бывает, когда ты пускаешь кого-то в свою душу. Знал, что она будет ждать от него большего. Но истина заключалась в том, что он уже отдал ей все. Если она хотела большего, то ей не повезло.
Джолли резко встал с кровати. В конце концов, он дал обещание старому другу и сегодня днем выполнит его. Завтра он передаст наследство Этелдред Эрону Залкинду, и пусть тот сам делает все остальное, включая звонок Одри и сообщение, что она может получить то, что по праву принадлежит ей. И тогда он будет свободен.
Именно к этому он стремился с самого начала. Но сейчас, когда он узнал, что такое любовь, жизнь без Одри казалась ему одинокой и бессмысленной. Теперь он тосковал по тому, по чему не тосковал прежде, и знал, что никогда не станет прежним.
