Она ж хрипит, она же грязная,
и глаз подбит, и ноги разные,
всегда одета, как уборщица...
Темно, но далеко не ночь - самое время нарваться на фингал, любовно выточенный в цехах за этой стеной...
А мне плевать: мне очень хочется!
Вот именно, Володя...
Улица Коминтерна была за углом.
Окно на первом этаже упорно не гасло. За ним бугай в майке линялой, пролетарской голубиз-ны заканчивал клетку для птиц. Плоскогубцами он подвинчивал концы проволоки. При этом он то и дело перекуривал или, запрокидываясь, пил из эмалированного бидона на три литра.
В беседке посреди двора Александр сидел затемнившись, как для ночного боя: воротник поднят, лацканы пиджака закрывают рубашку, волосы на лоб, голова опущена. Но мусора не отдыхают. К тому же, еще видят, суки, в темноте.
- А ну встал.
Козырьки фуражек поблескивали. Он не услышал, как они подошли по земле.
- Руки из карманов.
Он вынул.
- Подошел... Дыхни?
Во рту было гнусно от перегара возбуждения. Но делать нечего, дыхнул. Мусор и носом не повел, в отличие от Александра он был под дозой. Вот такие и вбивали его в землю - в двенадцать лет. Учили "родину любить".
Второй проявил вялый интерес:
- Бухой?
- Да вроде нет... Кого высиживаешь?
- Одну тут... - и он добавил: - товарищ сержант. Обещалась выйти.
- Как звать, не Любка?
На всякий случай Александр мотнул головой двузначно.
- Если Любка, так она из диспансера только.
- Нет-нет. Другая.
- Смотри, поймаешь на конец.
Они удалились, ухмыляясь и пошлепывая по ладоням набалдашниками дубинок.
Свет в окне тем временем погас.
Дверь была на площадке слева. Второй ключ подошел. Квартира дохнула по-пролетарски. Закрываясь изнутри, он боялся, что палец соскользнет со спуска.
Третья по счету комната была необитаема.
Дверь скрипнула, а ключ он удалил бесшумно.
Изнутри он заперся.
Пыльно мерцали половицы. Окна были голые - листва за ними, как вырезана из жести. В углу столик с трехстворчатым зеркалом. Отражаясь в нем, свет фонаря слепил. Венский стул. Больше мебели не было, если не считать шторы, которая, как в театре, отгораживала задник комнаты. Оттуда доносился странный звук - словно забыли выключить транзистор.
В коридоре зашлепала тяжесть. Оставив дверь сортира открытой, бугай матерился, отливая с трудом. Ушел он, сорвав бачок, - и Александр поздравил себя с акустической завесой.
Кольца шторы лязгнули, сбиваясь.
За ней лежал матрас. Бормотанье шло из-под него. Александр опустился на колени. Отвернув толстый угол, он обнаружил толстую тетрадь. Под ней открылась вентиляционная дыра, которая уже не бормотала, а выразилась ясно:
