- Нет? Впрочем, соответствует описанию Рабле. А как она... ну, фэр амур?
- Ты спрашиваешь...
В интервью французского певца Перкин вычитал, что парижанки с равным мастерством владеют всеми тремя отверстиями.
- И не говори...
- А кричит?
- Как кошка.
- На пленку б записать...
Даже в тени паштет уже растаял. Они сидели у дома на заградительном барьере.
- План такой, - придумал Перкин. - Звукоизоляция у нас хорошая, поскольку плохая. Вы остаетесь. Вы каждую ведь ночь?
- Естественно.
Он отправил Раю за магнитофоном. Они слушали Высоцкого, и Александр глотал слезы:
Ну что ей до меня? Она была в Париже...
Эффект "Рябиновой горькой".
В смежной комнате им уступили лучшую по качеству кровать. Были застелены хрустящие простыни. Фэр амур в чужом месте Инеc долго не соглашалась.
Утром на нее смотрели, как на Мессалину. Войдя в ванну, где при помощи указательного пальца Александр чистил зубы "Мятным" зубным порошком, Перкин понизил голос:
- Если серии криков соответствуют, то записалось, знаешь сколько? Двадцать один оргазм.
- Не может быть.
- Невероятная акустическая порнография.
Александр испытал зависть.
- Сделай копию на память.
- Квалифицируется как распространение. Будешь приходить ко мне слушать.
Во время чая зазвонил телефон. Выслушав, Перкин прикрыл мембрану:
- Хотите на Годара?
Инеc не поверила:
- В Москве?
- Предупреждаю, сеанс подпольный.
Это было в обсерватории - где-то на краю Москвы. Поблескивая очками, сверху вниз на них смотрел битком набитый зал.
Ряд подвинулся, уступая место с краю Инеc и Александру. Потом и под Раей с Перкиным отскрипели ступени.
В тишине кто-то пытался сдержать нервную икоту.
Свет погас. Внизу озарился экран. Французские титры навели на резкость, и невидимый голос произнес в микрофон:
- "На последнем дыхании"...
Инеc стиснула ему запястье: "Мой любимый фильм!"
Переводчик звучал, как со сдавленным горлом. Инеc стала переводить ему сама - горячим шепотом. На экране безмятежный утренний Париж, но вокруг обсерватории - как черный космос. Ощущение угрозы томило его. Предчувствие грозы?
Жан-Поль Бельмондо и Джин Себерг были уже в постели, когда в первых рядах головы повернулись к двери.
Которую вдруг вышибло.
- СЕАНС ОКОНЧЕН, - объявил мегафон. - ЗДАНИЕ ОКРУЖЕНО. ВСЕМ НА ВЫХОД И БЕЗ ПАНИКИ ПО ОДНОМУ В МАШИНЫ. ДАЙТЕ СВЕТ.
Экран погас.
- СВЕТ ДАЙТЕ.
Мегафон захлебнулся в темноте. Сверху обрушился весь зал. Вырвавшись из потной толпы, они прижались к стене за дверью. В тамбуре первые зрители нарвались на кулаки, но под напором зала засаду вышибло наружу. Таких воплей Александр еще не слышал. Инеc сжимала ему руки, ее трясло. Кто-то ложился под пюпитры, но это не выход. Крики снаружи рассеивались. Зрителей было больше, чем кулаков у нападающих. Они протиснулись в тамбур. Фары машин били по входу, но их прикрывали те, кто был впереди. Потом свет ударил по глазам.
