— Ты чего, Яким! — зло пробурчал Карпенко. — Под немцев, значится, можно стелиться! Или эти… эсэсовцы пятнистые… А я, между прочим, тоже украинец… Слышишь, как тебя там, Агнесса…
Женщина боязливо оглянулась на него, потом на Аникина и прижалась еще теснее к раненому.
— Тронешь ее, гаденыш, пожалеешь… — морщась от боли, выдохнул Яким. — Понял, украинец?..
— А ты мне не угрожай, — воинственно ощетинился Карпенко. — Не на нарах, у себя в бараке вшивом. Тут, на фронте, таких героев быстро уму-разуму учат…
— Прикуси язык! — угрожающе, глухо произнес Андрей. — Замолкни… Понял?
— Понял… — с досадой произнес Карпенко. — И чего это вдруг, командир, такая забота? О ком, об этой подстилке эсэсовской? Конечно, те, эсэсовцы пятнистые, они ж свои, хохлы…
— Вони не свои… — вдруг сказала женщина. — Вони не свои…
Она твердила эти слова, как заклинание и молитву, снова и снова. Лицо ее сделалось жестким, взгляд наполнился ненавистью, а потом вдруг она упала на землю и зарыдала.
Несколько минут ее рыдания оглашали болотную пустошь. Штрафники растерянно молчали. Потом она утихла и, усевшись на грязной земле, тыльными сторонами ладоней потерла глаза.
Всхлипывая и вытирая слезы, на гремучей смеси украинского, польского и русского женщина рассказала свою незамысловатую историю, от которой у Аникина и остальных кровь застыла в жилах. Она оказалась местной, только не с того хутора, на который ночью напала группа Аникина, а из села с непонятным для русского уха названием Пеняцкая Гута. Село это было польским и располагалось здесь, на Бродовщине. И сама она была полькой. Раньше было ее село, а теперь ее села не было. «Пршед мойя виес, а терас ни йест». Аникин поначалу не понял, что сказала женщина. Она повторила, уже по-украински, что теперь ее села нет, ее село сожгли.
— Немцы? — спросил Андрей.
Агнешка замотала головой.
— Ни… мисцевы… Галицки спалили…
Партизанский отряд начал действовать в их районе еще с конца прошлого года. Наведывались в село, пополнялись припасами. Полицаи поймали в лесу нескольких подростков, и среди них младшего брата Агнешки. Их обвинили в пособничестве партизанам и расстреляли, хотя мальчишки просто собирали в лесу ягоды и грибы. После этого муж Агнешки, как и многие другие крестьяне из их села, подался в партизаны. В феврале неподалеку от села фашисты устроили облаву на партизан. Бой длился почти сутки.
Партизанам ночью удалось уйти в лес, а утром в село на грузовиках приехали фашисты. Их было много, они выгрузились на окраине села и первым делом оцепили Гуту по всей околице. Люди подумали, что это немцы и они будут искать партизан. Форма на них была немецкая и буквы СС, как две молнии. Но партизан они не искали. Окружив село, они разделились на две группы — на каждую из двух сельских улиц. Они не спешили, переходили от одного дома к другому. Приказывали всем срочно покинуть дома. Они говорили по-украински, без акцента, добавляли в речь местные польские слова.
