— А я, — сказал Макс, — куплю боны казначейства.
Они ещё раз пересчитали свои выкладки, затем сложили в два чемодана банковские билеты, предварительно перетянув резинкой пачки по сто тысяч франков. Это заняло у них час. За это время их оповестили, что самые упорные игроки уже разъехались. Им оставалось только расплатиться и попрощаться с персоналом. Затем они обошли все помещания, замаскировав столики и все, что напоминало об игорном доме, который вновь принял вид тихой загородной виллы.
В шесть утра они покинули Сюси–ан–Бри. В машине Макса, ставшего опять Гастоном, Филипп сообщил своему родственнику:
— Кстати, ты будешь доволен. Я порвал с ней. Не спуская глаз с дороги, Макс поинтересовался:
— Не очень переживала?
— Довольно остро. Горевала.
— На сколько?
— На два миллиона.
— Вот это да! Она тебя действительно любила. Кто она? Я её знаю?
Филипп ответил не без иронии:
— Дорогой мой, сдержанность, являясь основой доверия…
Гастон кивнул. Впрочем, ему хотелось спать.
* * *
Франсуаза Беррьен не сомкнула глаз в течение всей ночи. Заботы матери семейства — тема неисчерпаемая. Особенно если имеешь двойняшек, которые достигли того деликатного возраста, когда они ещё подростки, но уже и взрослые. Тем более если близнецы разного пола, что порождает противоположные для каждого из них проблемы. И уж совсем трудно матери, когда они больше тянутся к отцу, чем к ней. Так и идет жизнь: выходишь замуж, появляются дети, чувствуешь себя счастливой до того самого момента, когда вдруг замечаешь, что произвела на свет почти уже мужчину и почти уже женщину, которые оказываются совершенно чужими тебе людьми. К материнским надо добавить ещё и супружеские заботы. А густо поперчив и посолив это все хлопотами по хозяйству, получишь одну из тех мигреней, которые мешают заснуть, но зато чрезвычайно усиливают слух.
Все это объясняет настроение Франсуазы, которая услышала, как где–то в половине одиннадцатого её супруг вышел на цыпочках из дома и уехал в неизвестном направлении, а в одиннадцать пятнадцать куда–то отбыл на мотороллере сын. Чуть позже, к полуночи, нечто подобное предприняла и её дочь, с той только разницей, что она пошла пешком
Когда уходил муж, Франсуазе захотелось встать и спросить его, куда это он собрался, но, вспомнив об инциденте по аналогичному поводу несколькими месяцами ранее, который закончился ужасной сценой, она отказалась от своего намерения.
Она могла подняться и потребовать разъяснений и тогда, когда дом покидал сын. Но она не стала делать и этого, будучи уверена, что у того уже наготове какое–нибудь убедительное объяснение.
