Крик домашней птицы | страница 21
Перевозка приходит под утро.
Хороший он все-таки, Боря.
— Ты тоже ничего. Маленький лорд Фаунтлерой. — Оба едва стоят на ногах от усталости. — Теперь ты их благодетель. Такого больного перевести, а! Ничего, довезем. Кто не рискует, не пьет шампанского. Хочешь шампанского?
Эмиль качает головой:
— Что-нибудь придумают нелестное, вот увидишь, — но и сам не очень верит в то, что говорит. Такое даже эти оценят.
На неделе он отвлекается от истории с таджиком, да и не теребить же Борю каждый день. В пятницу утром, проезжая мимо спортивного, вспоминает, останавливается. — Биты? Да, сколько угодно. — А… варежки такие и шары для бейсбола? — Нет, не поступали. Мы не в Чикаго, моя дорогая, — вдогонку.
Собравшись с силами, он звонит-таки. Боря расслаблен: снова жара, в футбол наши слили. Германия с Испанией в финале, две страны фашистского альянса. Работы, как всегда летом, мало.
— А этого нашего, — Эмиль называет таджика, — куда дели?
— Куда что, — отвечает Боря самым естественным тоном. — Сердце в Крылатское уехало, легкие — на «Спортивную».
Разобрали таджика на органы, короче говоря.
— …С легкими лажа вышла: хотели оба взять, а взяли — одно.
Опять Эмиль молчит в телефон.
— Почки еще есть, — наконец произносит он тупо.
— А почки как-то никому не приглянулись, — хмыкает Боря.
Зачем он смеется? Этого делать не следует.
— Доктор, вам показалось, — отвечает Боря. — Смерть мозга, умер он. Вот так. Мы его и смотрели-то в сущности мертвым.
Знал Боря, что так получится, или нет, когда увозил? Эмиль его все-таки спросит. По крайней мере, имел он в виду — возможность?
— Когда разворачивался на шоссе — не имел, а потом, когда забирали, то да, подумал. Я, видишь ли, нейрохирург. Никто тебе ни в чем не виноват. И потом: господин кардиолог, вы что-то имеете против трансплантологии?
Эмиль вспоминает про «если зерно не умрет…», про «жизнь за други своя…». Нет, там другое, там добровольно…
— А у нас — презумпция согласия, слышал? «Нравится — не нравится, спи, моя красавица». Иначе вообще бы органов не было. Пьяный завтра тебя или меня на «КАМАЗе» задавит — и распотрошат за милую душу. Хотя сам знаешь, все у нас через жопу. Один раз четко сработали — ты и то… Ну помер бы твой таджик, как другие, — лучше было бы, да?
Может быть, и лучше, Эмиль не знает. Смерть мозга, Боря сделал, что мог, это ясно, но зачем…
— Зачем — что? — Боря уже очевидно устал.
— Эти словечки… — Да-да, в словечках все дело.
И что Эмиль объяснит теперь