Проникнуть в ее роскошные апартаменты помог ключ, который ему дала сама Ребекка — стоило только попросить.
Осторожно закрыв за собой дверь, Уилл сделал несколько шагов в глубь темной комнаты. Он чувствовал себя лазутчиком на вражеской территории. Электронные часы в гостиной негромко отсчитывали секунды — было двадцать минут второго.
Чужак. Пришелец. Вот именно. Ему это нравилось. Он приходил без приглашения, вторгался в чужую жизнь, в жизни десятков женщин, и они совсем не возмущались, а лишь приветствовали такое вторжение.
Он был оборотнем — в Лондоне, Париже, Франкфурте, Риме, Рио и вот теперь в Нью-Йорке.
Да будет так.
Уилл заглянул в спальню и увидел Ребекку. Девушка спала обнаженная, раскинувшись на атласной простыне в весьма сексуальной позе. Длинные золотисто-каштановые волосы разметались по подушке. Прекрасная. Желанная.
Уилл точно знал, что хочет сделать с ней — изнасиловать. Молча, не произнося ни слова. А потом просто уйти.
Так он и сделал. Как хотел.
Так было всегда. Любовь — всего лишь игра, в ней либо выигрываешь, либо проигрываешь.
В начале января Уиллу пришлось улететь в Лос-Анджелес на фотопробы, и я вдруг обнаружила, что скучаю по нему гораздо сильнее, чем готова признаться. Иногда мне в голову приходили неприятные мысли, и тогда я пугала себя тем, что он просто ловкий обманщик, соблазнитель, каких поискать. Именно так отзывался о нем Барри Кан.
— Со мной он другой, — отвечала я, и это было правдой.
Уилл возвратился в четверг и сразу же пригласил меня пообедать в ресторане в Бедфорде. Я надела туфли на высоком каблуке и черное, с бисером, платье, слишком эффектное для меня, и, не скрою, обрадовалась, когда Уилл заметил.
— Мне нравится, как ты выглядишь, — сказал он. Просто, но все равно приятно.
Уилл пребывал в чудесном настроении, и это тоже доставляло мне огромное удовольствие.
— Хорошая новость: камера, похоже, меня любит. Плохая: я не могу играть. — Он развел руками, и мы рассмеялись.
Уилл говорил безостановочно. Теплый прием, который оказали ему в Голливуде, стал для него приятной неожиданностью, а я радовалась за него. За обедом мы много смеялись. Мне было абсолютно легко с ним. Люди обращали на нас внимание, но, к счастью, не навязывали свое общество. Может быть, нас принимали за любовников?
К концу обеда пошел снег. Ветер раскачивал верхушки деревьев, и они наклонялись из стороны в сторону, словно исполняющие некий экзотический танец танцоры; снежинки кололи глаза. Мы побежали к машине, и мне вдруг захотелось поймать Уилла за руку. Я так и сделала. Это объясняет, что я тогда чувствовала.
