Пять ночей. Вампирские рассказки | страница 48
Он стоял передо мной, а я смотрел в его глаза и искал там подвох. То, что я ничего не находил, к сожалению, ни о чем не говорило.
— И что, если я ударю по одной щеке, вы подставите другую?
Калеб едва заметно улыбнулся.
— Попробуйте.
— Я не буквально сказал.
— Неважно, это хорошая идея. Сделайте это и узнаете.
Мне отчего-то стало моторошно. Джиа стояла неподалеку и молчала.
— Я не хочу вас трогать, я здесь не за этим.
— Вы меня боитесь? — Калеб подошел еще ближе. — Но ведь у вас такие сильные тылы. Они ведь сильные?
— Я не боюсь вас.
— Тогда сделайте это, и мы все узнаем, что произойдет. То ли вы уверены в своей защите… то ли не совсем. Если вы действительно так сильно боитесь нас — то нам хотелось бы это знать. Если вы не уверены в себе, ваши друзья и близкие могут погибнуть. Вы ведь не подвергли бы их такой опасности попусту?
— Нет, — сказал я, — разумеется, нет. Просто я не хочу вас трогать и все.
— Конечно, вы можете ударить Джиа, если хотите.
Я вздрогнул даже от подобной мысли.
— Вы в своем уме?
— А почему нет? Вы же не считаете ее женщиной — в классическом смысле. Вы ее даже человеком не считаете, так почему нет?
Я взглянул на Джиа краем глаза, будто ища поддержки, но не нашел ее.
— Вы боитесь нас, Уильям?
У него были странные глаза — темнее, чем молочный шоколад, но светлее, чем черный. Каждый взмах ресниц чертил лицо тенью. Тонкая цепочка выглядывала из-под рубашки, и я рассмотрел, что на ней висело. Крест. Не распятие, а гладкий крестик из белого золота, слегка утолщающийся к концам наподобие мальтийского. Но все равно — в самом страшном сне я не предполагал увидеть вампира с крестом на шее.
У меня все мысли в голове исчезли, и убей меня Бог, если я знал, как поступить правильно.
Внезапно выражение его лица стало почти жестоким. Почти — потому что это было похоже на иллюзию, будто я видел в перспективе — то, что произойдет, если на миллиметр сместить черты этого бесстрастия. Калеб сделал еще шаг в мою сторону, и тогда я его ударил. Скорее, это был жест отчаяния, продиктованный больше паникой, чем здравым умом. Я должен был врезать ему в челюсть, будто вышел из себя, а вместо этого дал пощечину, словно он меня оскорбил. Но это было не так. Он меня просто очень сильно напугал.
Это было все равно, что бить восковую фигуру, неподатливую и гладкую, как атлас на крышке гроба. Он смотрел на меня пару секунд, и это были очень долгие секунды. Планета замедлила свой ход. За это время я успел поверить в то, что через секунду буду лежать здесь мертвый, а планета просто возобновит ход, будто ничего не случилось.