***
Энакин выпрыгнул из кабины “крестокрыла” в безмолвную полутьму. Далекая черта неясного света обозначала вход, через который он влетел в место, бывшее когда-то частью древнего храмового комплекса массасси, намного позже – центральным ангаром флота повстанцев, а теперь почти не использовалось, поскольку большинство кораблей, приземлявшихся в академии, садилось снаружи.
Энакин зашаркал своими летными ботинками по древнему каменному покрытию, и звуки шагов раздавались, словно тихое биение громадных крыльев. Он вдыхал запахи камня и смазки и более слабый мускусный аромат джунглей.
Из темноты кое-кто следил за ним.
– Кто это? – спросил голос, и слова заполнили пространство.
– Это я, Кам. Энакин.
Что-то тускло блеснуло, зажегся ряд световых панелей. В десяти метрах стоял Кам Солусар и вешал световой меч обратно на пояс – Я и думал, что это похоже на тебя, – сказал Кам. – Но здесь на орбите уже несколько стандартных суток находится незнакомый корабль. Мы пытались сбить их с толку.
– «Бригада мира», – объяснил Энакин. – И у этого корабля появились друзья, около двенадцати. И они больше не сбиты с толку.
Говоря это, он приблизился к Каму, и вдруг его бывший учитель шагнул вперед, сжав его руку:
– Я рад видеть тебя, Энакин. А ты? Ты что, один?
Энакин кивнул:
– Тэлон Каррд уже на пути сюда со своей флотилией. Он должен эвакуировать вас и учеников. Я думаю, дядя Люк не ожидал, что бригадники появятся так скоро.
Глаза Кама сузились:
– Но ты ожидал, не так ли? Ты прилетел сюда без разрешения.
– Фактически я прилетел вопреки приказу, – поправил Энакин. – Теперь это неважно. Безопасность учеников – вот что важно.
– Конечно, – согласился Кам. – Через сколько времени бригадники могут приземлиться?
– Через сколько часов? Скоро.
– А Каррд?
– Он может быть через несколько дней.
Кам поморщился:
– Мы не сможем столько продержаться.
– Должны. Мы здесь все джедаи.
Кам фыркнул:
– Ты должен знать предел своих возможностей. Я свой предел знаю. Мы можем биться очень хорошо, но мы потеряем детей. Я должен думать в первую очередь о них.
Они уже подходили к турболифту, когда его дверь с шипением открылась и извергла какое-то белокуро-оранжевое пятно. Пятно шлепнуло Энакина где-то на уровне груди, и внезапно он почувствовал сильные руки, сдавившие его в неистовых объятиях. Сияющие зеленые глаза сверкали всего в нескольких сантиметрах от его глаз.
Лицо Энакина обдало жаром.
– Привет, Тахири, – сказал он.
Она отшагнула назад:
