Она кивнула:
— Значит, ты видел?
— Да, видел. И слышал, как ты звала меня на помощь. Я пытался вырваться, чтобы помочь тебе. Я до сих пор вижу это во сне. — Он поднял руки, по-прежнему держа в одной из них кинжал Тормода, и прижал к лицу. Слова его зазвучали глухо: — Все это время меня преследовала мысль, что ты в руках саксов. Я изо всех сил молился… я и не думал, что так можно молиться, раньше я не слишком-то верил в силу молитв. Но тут я молился, чтобы, если ты жива, найти тебя. — Он отнял руки от лица и посмотрел на нее. — Бог ты мой! Разве я мог представить, где найду тебя и как все будет!
— А разве не всегда так бывает? — спросила она. — Мужчины сражаются, а после битвы женщины достаются победителям.
— Разные бывают женщины, — с горечью отозвался Аквила. Но, увидев, что она отшатнулась, будто от удара, спохватился: — Нет, нет, Флавия, я не хотел этого сказать, я сам не знаю, что говорю…
— Если бы я знала, что ты жив, наверно, у меня хватило бы духу убить себя, — проговорила Флавия после долгой томительной паузы. — Пойми, я думала, никто не уцелел и я осталась одна на свете.
— Да, да, понимаю, Флавия.
Она помедлила, вглядываясь ему в лицо, потом, как всегда, быстрым резким движением отвернулась и, сев на скамеечку, опять принялась расчесывать волосы.
— Нам нельзя больше разговаривать — и так мы говорим слишком долго. Может, нас уже заметили… Аквила, тебе надо бежать!
— Как ни странно, я и сам об этом думал.
— Конечно, конечно. Но сейчас, ты же понимаешь, сейчас это нужно сделать как можно быстрее. Вирмунд Белая Лошадь умер, но сыновья его здесь. Они видели, как ты убил их брата, и могут тебя узнать. А если это случится, они жестоко отомстят за смерть родича.
Аквила слушал равнодушно, ему было все равно. Он испытывал такое чувство, словно ничто и никогда не будет уже его волновать. Но все же он попытался настроиться на ее лад.
— Легко сказать — бежать. Тормод, мой… мой повелитель, требует меня много раз на дню, а каждый вечер я чищу и чиню его доспехи. Ночью я сплю у его ног, как пес, а мой ошейник… привязан цепью к столбу палатки. — Последние слова Аквила произнес сквозь стиснутые зубы.
Флавия немного помолчала, продолжая заплетать тяжелые пряди. Потом сказала:
— Послушай. Через две ночи в Медхолле у Хенгеста ожидается большой праздник. Сам Вортигерн пожалует на пир, еды и питья будет вдоволь, и почти за все платит он. К полуночи все так напьются, что им будет не до своих рабов, когда они отправятся спать, — если только они доберутся до дома, а не заснут по дороге в тростниках. Этот случай нельзя упустить.
