Солнце приближалось к Верхнему Миру, наступало время красочного зрелища: вот-вот в атмосфере планеты-сестры заиграют, заискрятся солнечные лучи. На глазах у Далакотта холмы и дальние поля полыхнули всеми цветами радуги и резко потускнели. За сумеречной полосой, что мчалась по земле, следовала густая черная тень. Не прошло и минуты, как дом погрузился во тьму — началась малая ночь.
Зажгли свечи и масляные фонари; их запах будил воспоминания, и мысли Далакотта вернулись к прошлому, к немногим драгоценным ночам, которые он провел вдвоем с Эйфой Маракайн. Они подолгу обсуждали свое будущее: Эйфе предстоял развод с прежним мужем, а новое замужество могло породить проблемы, поскольку она собиралась замуж за военного, хотя сама принадлежала к другому сословию. Перед Далакоттом стояли те же проблемы, но он не сомневался, что сумеет с ними справиться. Потом началась падалская кампания, разлучившая влюбленных почти на год. Затем пришло известие, что Эйфа умерла, родив мальчика. Поначалу Далакотт хотел усыновить ребенка и сохранить тем самым верность Эйфе. Но вмешался здравый смысл, точнее, боязнь пересудов. Он ничего бы не добился, лишь опозорил бы доброе имя Эйфы, поставил крест на своей карьере и испортил жизнь мальчику, которого назвали Толлером…
Ну да ладно, что было, то было. Сейчас ему предстоит произнести короткую речь перед гостями, так что не мешало бы сосредоточиться.
Далакотт подошел к стулу с высокой спинкой, в честь Хэлли украшенному голубыми стрелоцвета-ми, и тут сообразил, что внук куда-то запропастился.
— Где же наш герой? — крикнул кто-то из гостей.
— Предъявите героя!
— Он, наверно, ушел в свою комнату, — сказала Конна. — Сейчас я его приведу.
Она виновато улыбнулась и выскользнула из гостиной. Через минуту она вновь появилась в дверях со странным, застывшим лицом, кивнула Далакотту и, не сказав ни слова, снова исчезла. Убеждая себя, что ничего страшного произойти попросту не могло, генерал прошел по коридору в спальню Хэлли.
Мальчик лежал на узкой кровати. Его лицо раскраснелось и блестело от пота, руки и ноги судорожно подергивались.
Не может быть, подумал Далакотт, не может быть! Он сразу понял, что Хэлли изо всех сил пытается сесть, но не может. Паралич и лихорадка!
Далакотт медленно опустился на колени рядом с кроватью, положил ладонь на живот мальчика и нащупал еще один симптом заболевания — вздувшуюся селезенку. С губ генерала сорвался горестный стон.
— Ты обещал присмотреть за ним, — безжизненным голосом прошептала Конна, — ведь он совсем еще ребенок!
