Черт! Точно, на голом!
Одна из сестричек вошла в беседку, голову клонит, волосы скручивает и выжимает. А на теле — ну хоть бы ремешок какой. Чуть слюной не поперхнулся, а она смотрит и усмехается.
— Подглядываешь?
— Слушай, ты бы устыдилась немного.
— Ага, щас, зажмусь, в кустики прыгну и закричу: «Ай-ай-ай».
— Отшлепать тебя, бесстыдницу…
— Шлепай.
Выпускница изящно изогнула талию, приблизив к моему лицу круглые-и крепкие, как арбузики, ягодицы. Я шлепнул, легонько-легонько, ласково, чтоб только звук был.
— А теперь погладь — больно же.
Погладил. Рука сама тянулась, вопреки здравому рассудку. Да и был ли он в ту минуту здравым?
— Никушка, айда посмотри, кто ко мне пристает.
— Сама ты Никушка, — говорит вторая сестричка и входит в беседку в таком же первозданном виде.
Все, теперь я знаю к кому как обращаться, только бы из виду их не потерять. Дело в том, что у близняшек и имена одинаковые — Доминика и Вероника. Только первую ничуть не заботит, как ее окликнут: хоть Домной, хоть Никушкой. А вот вторая на Никушку обижается, признает только — Вероника, Вера и ее производные, позволяет — Вероничка-Земляничка.
Только положения моего это не облегчает: две несовершеннолетние девицы, вполне уже сформировавшиеся, без комплексов и одежды, обступили меня в садовой беседке в полнолуние.
— Тоже так хочу, — заявила Вероника, схватила мою руку и положила ладонью на… пониже спинки.
— Может, вам массаж сделать?
— Было б здорово, — согласились сестрички. — Но как твое ребро? Давай посмотрим.
Они стащили с меня штаны и рубашку, плавки и корсет.
— Да нет, в порядке твое ребро — вон как торчит.
Тьфу! Мне стыдно, им хоть бы хны.
Признаюсь, не боль сдала меня им в плен, а желание подурачиться.
И мы дурачились.
Сначала в беседке.
Потом в пруду.
Потом в ванной. Пили шампанское и дурачились.
Потом в постели, где застал нас рассвет и мы уснули.
Проснулись и опять за прежнее — дурачиться.
Об одежде вспомнили вечером, когда голод погнал нас в людные места.
Скажете: совсем Лешка Гладышев пал, ниже плинтуса совесть свою уронил — до несовершеннолетних родственниц добрался. Но есть оправдательные моменты, господа.
Во-первых, по большому счету мы не родственники.
Во-вторых, моей инициативы совсем не было — жертва, можно сказать.
В-третьих… в-четвертых… в-пятых…
Не случайная это связь, мужики. Двойняшки признались: давно влюблены в меня по уши. А я? А что я — я тоже. Ну разве можно таких не любить — красивых, задорных, ласковых, умных, добрых…
