— Билли, как дела?
— Пытаюсь создать математическую модель человека.
— Думаешь, это возможно? А для чего?
— Чтобы понять, чем он дышит, о чем думает, чего хочет.
— Я тебе и так скажу — дышит кислородом, думает о сексе, хочет денег.
— Умно.
— Ну, трудись-трудись.
Следующий мой вечерний визит в хоккейную коробку был менее удачным. Возможно, сказалось отсутствие Жанки — она работала официанткой в ресторане и отдыхала только по понедельникам. Лишь уселся на оркестровую скамейку, ко мне подошли трое.
— Ты, чувак, зачастил. Если хочешь прописаться — проставлялся.
Ни тон, ни тема их речи мне не понравились. Я покосился на коллег по музыке. Десантник отвернулся с отсутствующим лицом. Моряк увлекся пятнышком на брюках. Понял: подошедшие — люди авторитетные.
— Ты кто?
— Сорока.
— Где хвост оставил?
— Шутник? Сейчас очки пропишу — увидишь.
Очки, в смысле, затемненные — «фонари» скрывать.
— Кто был бы против — я никогда. Сейчас вернусь.
Мамину гитару некому доверить, понес домой.
— Не вернешься — не обидимся, чувак.
Дома повесил на место инструмент, поменял прикид на попроще — предстоящие «танцы» обещали быть пыльными. Кинул взгляд на компьютер — мое детище трудилось, не покладая рук. Эх, Билли, Билли, думаешь, как осчастливить человечество, а это человечество собралось меня бить.
Включил освещение коробки и вышел в ее центр. Похрустел шейными позвонками, пощелкал ключицами, разминаясь.
— Ну, смелее, смелее. Где тут известный окулист?
Вышли двое. Сорока кинул локти за спиной на заборчик коробки и ноги скрестил во фривольной позе. Ухмыляется, цирка ждет. Ну, будет цирк.
Бить я их не бил — злости еще не было. Ловил на контрприем и аккуратно укладывал на газон. Один вооружился кастетом.
— Убери — ручонку сломаю, — предупредил я.
Он не послушался, а я не сдержал слово — поймал его в атаке, чуток помог ускориться, и он обрушился головой на ни в чем не повинный заборчик. Затих почему-то. Наверное, ушибся. Да как бы шею не сломал. Коробку тоже жалко.
— Чего глазеете? А ну-ка гурьбой, — Сорока пинками и тычками гнал на меня толпу подростков.
— Смелее, смелее, — подбадривал и я.
Крутился, как белка в колесе, аккуратно ронял их наземь в стиле айкидо и никого не ударил. Девчонки ахали и визжали — я думаю, от восторга. Вдруг знакомый и любимый голос, легкий плеск ладошек:
— Браво-брависсимо! Ты еще в детский сад не забудь заглянуть.
Мама! Мамочка! Здесь? Приехала!
Я бросился на остатки сильно поредевшего воинства — у, гады, порешу! Парни врассыпную. Исполнил кульбит на прощание — это для девиц, — перемахнул заборчик, подхватил маму на руки, закружил, понес домой. Она:
