Кроме того, грандиозность поставленной им задачи «философски обоснованного сравнения языков» требовала иной методологии и создания новой терминологии.
В то время (1801 г.) языкознания как дисциплины еще не существовало. В университетах ограничивались филологическим изучением классических и восточных языков. Самому Гумбольдту предстояло решить проблему «превращения языкознания в систематическую науку». И хотя к этому он позднее приложил огромные усилия, тем не менее остался непонятым.
4. Немаловажную роль в этом сыграла и объективная ситуация: постепенное проникновение позитивизма в сознание лингвистов создало неблагоприятные условия для продуктивного освоения гумбольдтовских взглядов.
Существуют ли сегодня более благоприятные условия для восприятия его идей?
Хотя в разных странах все больше раздаются голоса о необходимости возрождения Гумбольдта, тем не менее не все препятствия сняты, а два из них следовало бы преодолеть прежде всего:
1) превратное понимание языкового знака и 2) наивную веру в „постулат непосредственности".
Рассматривая слово как знак, наивная логика имеет в виду лишь звуковую сторону. В таком понимании слово выступает в качестве „материального знака" для заранее данного понятия, а „значение" слова отождествляется со смыслом, существующим вне языка. Создается впечатление, будто соприкосновение с миром и процесс образования понятий протекают до и вне языка, а результат этого акта находит свое воплощение в „слышимом" слове [17].
Кроме того, слабость общей теории обозначения сказывается в том, что функция языка усматривается этой теорией в обозначении субстанциональных или чисто онтологических свойств вещей, существующих сами по себе, и при этом не учитывается то обстоятельство, что, если бы это раз и навсегда предписывалось природой вещей, тогда классификация опыта во всех языках была бы единой и однородной.
Как известно, на уровне чувственного восприятия человек лишен непосредственного доступа к предметам мира и отношение человека к ним опосредовано его же аппаратом восприятия. Однако это не мешает человеку, следуя результатам чувственного опыта, в случае надобности подвергать их проверке, исправлению и дополнению. На более высоком уровне познания действительности такая опосредованность еще более очевидна: если восприятие в определенной мере детерминировано из-за ограниченности чувственного аппарата, то такая обусловленность коренным образом меняется на более высоком уровне мыслительной способности человека, открывающей ему необозримую перспективу „превращения мира в мысли". Однако меньше всего осознано, что в этом процессе участие языка является непреложным фактом: человек (уже не предоставленный только самому себе) в силу закона, обусловленного языком существования, возвышается над своим индивидуальным состоянием, совместно с другими решая общую задачу языкового постижения мира.
