И вот последняя цель его интеллектуальных усилий: перенести вместе с собой в эту страну идей всю природу, все верные и полные наблюдения ее, иными словами, сравнять материал своего опыта с объемом всего мира; далее, превратить колоссальную массу отдельных, отрывочных явлений в нерасторжимое единство и организованное целое и всего этого достичь посредством данных ему для того органов.
Поскольку, однако, это рассуждение во всей своей всеобщности чуждо нашему предмету, то мы остановимся лишь на той доле, какая в этой огромной работе принадлежит воображению и художнику, в частности. Мы сейчас напоминаем об этом лишь для того, чтобы показать, что искусство не относится к числу механических и подчиненных занятий, с помощью которых мы лишь подготавливаемся к исполнению нашего подлинного предназначения, — напротив, оно принадлежит к числу самых возвышенных занятий, благодаря которым мы непосредственно исполняем свое предназначение.
V, Второе, более высокое понятие об идеальном как о превосходящем любую действительность
Даже непосредственно заимствуя свой предмет у природы, поэт заново порождает его своим воображением, и этим определяется облик, какой приобретает этот предмет, — облик, превосходящий его реальные свойства или отходящий от них. Ибо поэт стирает в нем черты, основанные на случайном, а все остальное приводит во взаимосвязь, при которой целое зависит лишь от самого себя; в предмете утверждается единство, но только не единство понятия, а исключительно единство формы, поскольку сила воображения способна образовать предмет лишь при двояком условии: во-первых, что он будет определяться самим собой, и, во-вторых, что он будет лишь формой. Если эту свою работу она производит успешно, то она выставляет, в конце концов, одни лишь чистые формы характеров, такие образцы, которые несут на себе отражение чистой, не искаженной отдельными переменчивыми обстоятельствами природы. Каждая форма несет на себе печать своеобразия, а таковое заключено лишь в форме и не может быть постигнуто иначе, как через посредство созерцания, а также не может быть выражено понятием.
Вот только теперь природа и украшена и облагорожена искусством, лишь теперь понятие идеального обретает более высокое значение: идеально то, чего не может достичь действительность и чего не может исчерпать словесное выражение.
Однако и здесь надо старательно остерегаться того, чтобы не понять ложно манеру художника и не впасть, например, в ошибку, полагая, будто художник может изображать лишь величественные и лишенные недостатков характеры. В чем бы ни состояло их своеобразие, надо только, чтобы оно проявлялось в них полностью и исключительно, чтобы художник обращался с предметом, как с чистым объектом воображения, — вот единственное требование, которое обязан он выполнить. А для этого ему не надо непременно опускать или добавлять те или иные черты — по крайней мере на том редко основывается его воздействие по существу. Художник может даже рабски следовать природе и все же добиться воздействия, потому что воздействие не зависит от отдельных черт, от отдельных перемен, а только от цвета, от освещения, приданных произведению, лишь от того, что он придает произведению единство и форму, которые непосредственно обращаются к нашей фантазии, непосредственно являют нам предмет и как чистое произведение воображения, и как полностью реальное, всецело согласное с законами природы и нашей души, то есть именно как идеальное. Какими, собственно, средствами достигает он этого согласия формы нашего воображения с формой природы, он и сам бы не сказал; так же, как обычно пыта- еотся описывать это, это приводит к тому, что искусство превращается почти в механическую работу.
