Обычно развитие философских теорий, если оно совершается на основе отдельных примеров, влечет за собой немало изъянов. Либо страдает от этого общезначимость теории, либо же в отдельный пример, из которого исходят, вынуждены вкладывать больше, чем в нем есть. Однако, объяснив во введении цель, к какой я стремлюсь, я уже не опасаюсь ни того, ни другого упрека. При избранном мною методе перед моим взглядом простиралось все поле философии искусства, однако я не имел права оставлять свою позицию, какую занял раз и навсегда. Первый момент открыл предо мною путь, по которому предстояло мне идти, а второй стал ограничивать его. Прошу не забывать читателей об этом, особенно тогда, когда я буду говорить об иных поэтических видах и поэтических натурах, например о трагедии и об Ариосто. Я напоминаю всякий раз об этом в связи с моим непосредственным предметом, а потому, если не напомнить об этом, мои рассуждения легко могут показаться односторонними и неверными. Охотно признаюсь, однако, в том, что мне слишком увлекательным представилась возможность глубже вникнуть в основные начала общезначимой философии искусства, чтобы рассматривать ее лишь как подчиненную цель своей работы, и что поэтому мои усилия были, по существу, направлены на то, чтобы систематически упорядочить всю совокупность моих идей об этом предмете, получив целое, предельно завершенное в себе и не зависимое ни от чего постороннего.
Если же наделенный вкусом ценитель искусства выразит пожелание, чтобы результаты моих исследований были изложены менее пространно, более сжато, то я, в той мере, в какой касается оно слога и изложения, живее любого читателя чувствую справедливость такого требования. Но для большой части публики мои философские рассуждения стали, как я думаю, более ясны и убедительны оттого, что они непосредственно связаны с анализом совершенного художественного произведения, и я не мог противостоять искушению поступиться, вообще говоря, немаловажными соображениями ради высших интересов, какими всеми любимый художественный шедевр, бесспорно, способен наделить любую попытку (если только она не совсем неудачна) эксплицировать ее красоты.
1. Воздействие поэмы в целом
— Она оставляет в душе чисто поэтическое впечатление
Безыскусная простота описываемого предмета, сила и глубина производимого ею воздействия — вот что непосредственно и прежде всего вызывает восхищение читателей „Германа и Доротеи" Гёте.
Вдруг перед нами оказывается самое противоположное, что удается связать лишь художественному гению, да и то лишь в минуту счастливого настроения, — образы, истинные и индивидуальные, какие только способна дать природа, живая реальность, и одновременно чистые и идеальные, какие никогда не способна представить действительность, В безыскусном описании простого действия мы узнаем верный и полный образ мира и человечества.
