Также и в духовном порождении мы находим не просто равновеликое взаимодействие, но такое же различие по полу. Ум, предназначенный для творения, устроен совершенно иначе, чем тот, который определен для восприимчивости. Трудно даже просто заметить такие тонкие различия в умственной и нравственной сфере и гораздо труднее изобразить их. Если гений обладает мужской силой, то он, творя, будет воздействовать разумом на идеальный объект. Если же, напротив, ему свойственно женственное изобилие, он, воспринимая, будет преломлять воздействие этого объекта в избыточном своем воображении и отвечать на это воздействие. Следовательно, отличие это обнаруживается во внутреннем состоянии творца в процессе творчества, хотя опытный взгляд сумеет уловить его и в самом произведении. Таким образом, каждое истинно гениальное произведение есть плод свободного, самодостаточного и в своем роде неуловимого согласования воображения с разумом; мужской разум его углубляет, а женственное воображение делает его наполненным и прелестным г. При этом различие между полами вообще как различие природное должно быть насколько возможно возвышаемо формирующей волей до единства; поэтому тот же гений, если он разбирается в своем произведении, будет стараться привести каждую из этих сил в состояние чистой уравновешенности вплоть до полного забвения этого различия. Яснее, чем в данном случае, проявляется это различие в практической жизни. Где добродетель-
1 Очень трудно провести это сравнение в отдельных случаях, так как редко две личности обладают описанными различиями в очевидной степени. Позволю себе, однако, для примера противопоставить друг другу Гомера и Вергилия, Ариосто и Данте, Томпсона* и Янга, Платона и Аристотеля. По меньшей мере трудно не согласиться с тем, что названные в парах первыми в отношении исходящей из них силы обнаруживают более богатое воображение, тогда как названных вторыми характеризует разум, с определенностью, переходящей в жесткость. Примером бесполого гения может служить Софокл, свободный и от жесткости и от слишком богатого воображения, его можно поместить между Эсхилом и Эврипидом.
ный человек, охваченный возвышенным чувством почтения к закону, жертвует своим счастьем или своей жизнью ради выполнения долга, там мы видим величественное и героическое проявление мужской силы. Моральное чувство достигает большого напряжения, голос долга призывает к действию, и человек чувствует себя обязанным последовать на этот зов. Напротив, где добродетель, соединенная с воображением, наполняется ее очарованием, там моральное чувство можно считать в большей мере воспринимающим, чем порождающим. Сила воображения придает этому чувству благородный облик, органично вливается в него и стремится объединить его со своим существом, тем самым добродетельное деяние, имеющее место, является результатом не полностью свободной и самостоятельной силы, но, скорее, силы ответного действия.
