На заставе был один повар Егоров и семья старшего лейтенанта Павликова. Когда остановилась машина, я спрыгнул первым и пошагал к домику, где, по моим представлениям, должны были находиться квартиры недавних тутошних офицеров.
Меня резко перенял Егоров.
- Что-то начальства большого нет, товарищ старшина? - заискивающе заблеял он козленочком. - Может, вы решите вопрос? Я ить вас видел там, средь начальства крупного!
- А зачем тебе начальство? - сурово спросил я.
- Товарищ старшина! Ить их, то есть жану ево, все одно выселят отсель. А у меня мука клякнет, песком порошится. То ль дело - простор! А у них и стол человечный...
- Ты, что же, хочешь побыстрее выселить их?
- А их самих выселять. Оне - жена врага. И дети еи тоже таковые будут.
Он имел большие руки, они у него скреблись, ползали по засаленным карманам: видно, что-то всегда таскал в них, чтобы вовремя отправить в свой широкий рот с толстыми губами.
- Наверное, старший лейтенант Павликов тебя любил, Егоров. И в обиду не давал?
- Эт точно! - расплылся он в ухмылке.
- Так чего же ты парку гонишь? Или уже невмоготу терпеть в своей кухне? Хорошо же знаешь... Вдруг с сопредельной стороны, пользуясь такой ситуацией, придут сюда ночью. В диких беглецах окажешься. К первому-то - к тебе, в домик хороший. Подумают, что начальство, а?
- Разрешите идти? - нахмурился Егоров. - Шуткуете, товарищ старшина! А мне не до шуток... Я ить в действительности для них, - кивнул на пограничников, быстро выстраивающихся, - стараюсь! И жайранчика кокнул. С первого выстрела, товарищ старшина. И уж посвежевал. А от с лапшой - не больно разгонишься. Я сто раз говорил старшему лейтенанту, что стол нужон. А ен - нетути да нетути!
Я зашел в домик. Жена Павликова сидела почему-то на чемоданах. Детишки все уже собраны. Павликова оказалась маленькой тридцатилетней женщиной, глаза ее выплаканы. Она догадалась, что на этом свете уже вдова, однако последняя надежда, как и у каждой любящей женщины, в ней теплилась. И, увидев меня, понимая хорошо в званиях, понимая, что я, старшина, не могу ей помочь так, как она бы хотела, все-таки поднялась с чемодана и, заглядывая мне в глаза, спросила:
- Что с моими Сашенькой? Вы знаете?
Я сел на табуретку. Она была сработана надежно, крепко. И семья тут стояла и жила надежно и крепко. И вот - случай. Случай этот все решил вмиг. Все зависело от одного слова человека, который приезжал даже не на заставу, где все произошло, а в город, инкогнито. Сейчас он мчится к себе, в Москву, охраняемый молодцами в хромовых сапогах, и Игорь Железновский тоже обслуживает его вместе с этими молодцами.
