Не дослушав, я ушел на берег, наклонился над водой и приказал печати: «Зажгись!»
Это в самом деле оказалось совсем несложно. Через пару мгновений в воде появилось отражение светящегося знака. Меня аж в жар бросило. На лбу сиял восьмилистник. Счастливый цветок клевера с четырьмя сдвоенными лепестками.
— Что это такое? — Я обернулся к Грегу, который неслышно подошел и встал рядом со мной. — Почему именно он?
Синевато-фиолетовый свет пульсировал, то разгораясь, то почти угасая. Я не мог отвести от него взгляда…
— Это цветок папоротника, — сказал наш лорд. — Он защищает независимо от твоей собственной стихии и усиливает твои природные данные. И, как ты выразился, указывает на клады.
— Клад — это я? — спросил я с сарказмом, представляя, как они сейчас отправятся домой, а я останусь на этом острове минимум до утра, и никому не будет до этого дела — не можешь летать, твои проблемы…
— Грег, можно спросить? — вмешалась Ники. — Почему ты поставил Лешке печать всех четырех стихий?
— Чтобы защита была надежнее. И чтобы никто не догадался.
— О чем?
И тут догадался я. Мое недовольство как рукой сняло.
— Грег! Ты понял, какой я дракон, да? Какого я вида?!
Грег кивнул.
— И какой?
— Лучше об этом пока никому не знать. Даже тебе.
Обратный путь из леса на первой электричке был последней каплей.
Полдороги я продремал, скрючившись на жесткой лавке, а оставшееся время усиленно вспоминал то роковое падение с клена. Неужели, если я вспомню забытый кусок, страх высоты сразу пройдет? Но, как назло, ничего не вспоминалось. Вот мы с Кирей увлеченно лезем на дерево, потом пробел, а дальше меня уже тащат на руках какие-то посторонние люди. До того — только мелькание в глазах (это я, видимо, уже летел вниз). Кажется, я вспомнил и момент встречи с землей — почему-то совершенно беззвучный и безболезненный. А перед этим Киря что-то крикнул…
«Смотри!»
Я вскинул клонящуюся на грудь голову, открыл глаза и уставился в окно электрички. Снаружи уже тянулись знакомые новостройки — мы подъезжали.
Куда смотри? На что? Смотри, куда ногу ставишь?
Откуда это вылезло, вообще?
Больше ничего восстановить в памяти не удалось, только голова заболела, да разыгралась злость против Грега. Тем не менее вечером я позвонил ему и заявил, что готов к воздушной тренировке.
— В принципе, я могу летать, — сказал я. — Только невысоко. Этажа этак до третьего. Потом крылья сами подгибаются, и все… Что-то внутри сопротивляется…
