Хачатур Абовян | страница 9



Фридрих Паррот. 1828 год. Литография Клюндера. (Музей изобразительных искусств)

Он остался — и эчмиадзинские бездельники решили облагодетельствовать Абовяна. Его назначили на служение архимандриту Антону, «а потом — архиепископу Ефрему», дав ему звание диакона. После смерти Ефрема, Абовяна назначили «переводчиком и писцом католикоса».

Это было не первое его поражение. Но оно не привело его в отчаяние: он продолжал упорные поиски путей к воплощению своей мечты. Он ощущал потребность новых путей, но был бессилен наметить эти пути вне пределов религии. На его плечах лежал груз церковных традиций. Самое смелое, до чего мог дорасти в этой обстановке измученный противоречиями Хачатур-дпир[4] — была мечта о новой реформации.

Смутные передовые идеи бродили в голове Абовяна, но ни осмыслить до конца, ни поставить их правильно он не мог, он стоял обеими ногами внутри древних стен Эчмиадзина, искал пути в землю обетованную на церковной почве, надеялся вывести свой народ к светлому будущему через узкие ворота монастыря, хотя бы и реформированного и, к великому своему несчастью, не видел, не замечал, не сознавал и не мог сознавать, что эти ворота ведут в тьму, в варварство, в одичание, что этот путь есть путь полного социального паралича того народа, интересы которого он так пламенно хотел защищать.

Паррот застал его в этом тревожном состоянии духа, когда осенью 1829 года приехал, чтобы взойти на вершину Арарата. Образованный «переводчик и писец католикоса» естественно был первым приставлен к Парроту. Абовяна рекомендовали ему еще в Тифлисе, поэтому ученый профессор был очень рад согласию молодого дпира сопровождать его в интересном и ответственном путешествии.

С Парротом на Арарат

Дальнейший рассказ я предоставляю участникам этого смелого восхождения. И так как для нас сейчас особый интерес представляют впечатления и мнения приезжего ученого, то послушаем сперва его.

Въезд в араратскую долину вызывает в Парроте много всяких волнующих мыслей о всемирно-исторических судьбах человечества и особенно того его отряда, который издревле населяет эти долины.

«Охваченный такими чувствами, я проехал последний отрезок моего пути и достиг пополудни 8 сентября монастыря, чьи ворота гостеприимно были открыты передо мною. Я счел недостойным выпросить у тифлисских властей рекомендацию к высшему духовенству Эчмиадзина, а удовлетворился частным письмом армянского архимандрита в Тифлисе по имени Арутюн Аламдарян, человека, в подлинном смысле созданного для просвещения своего народа и на пользу его, вЫходившего и почти в единственном числе управлявшего армянской школой в Тифлисе».