Лоредана | страница 62



[Опущено…]

Рассмотрев все свидетельства (Приложения 12–14), мы не можем не прийти к заключению, что основная ответственность за мучения дожа Марина Фальера лежит на Андреа и Даниеле Лореданах. Если говорить прямо, они выступали как подхалимы в отношении семей Дандоло и Градениго, поскольку рассчитывали на выгодные браки. Дож Фальер резко осадил их, поскольку стремился держать представителей этого недостойного рода подальше от государственной службы. Впоследствии Андреа и Даниеле приписали ему связи с группами недовольных простолюдинов, представили фальшивые доказательства его секретных махинаций против правящих кругов, манипулировали Советом Десяти, потребовали для него жестоких пыток и даже распространяли нечестивые стишки о его молодой жене:

У Марина Фальера жена как королева.
Он дарит ей платья, другие же спят с ней.

Коротко говоря, они готовы были пойти на любую жестокость в своей решимости уничтожить дожа, и в течение нескольких часов в ночь на 17 апреля 1355 года Марина Фальера допросили, вздернули на дыбу, подвергли пыткам и обезглавили — горестное событие, ставшее самой черной страницей в истории Венеции.

[Опущено: страницы, посвященные свержению дожа Франческо Фоскари в 1475 году]

Содомия, это грязное и опасное преступление, — еще одно свидетельство жестокости и лицемерия Лореданов. В начале мая 1408 года, когда Совет Десяти разоблачил тайную секту содомитов, в которую входили люди как из верхнего, так и из нижнего городов, Лореданы, чувствуя подъем общественного страха и отвращения, возглавили партию, требовавшую для обвиняемых самого страшного наказания, то есть сожжения, каковой приговор и был вынесен нескольким не особо знатным дворянам. Двадцать восемь лет спустя, когда Андреа ди Леонардо Лоредан был застигнут ночью in flagrante[3] с одиннадцатилетним мальчиком из нижнего города, Лореданы поспешили замять дело, и Андреа приговорили лишь к выплате смехотворной суммы в семь дукатов в пользу семьи простых челядинцев, родителей мальчика.

Как с содомией, так и в случаях коррупции, насилия и скандалов с монастырями, которые оказывались подобием публичных домов, верно одно: когда в дело вовлечены члены их собственного клана, Лореданы всегда требуют терпимости и снисходительности, но когда они могут извлечь выгоду для своего имени и состояния из кровавой жестокости, они присоединяются к партии непримиримых. Я допускаю, однако, что в этом отношении они не отличаются от Морозини, Контарини, Дандоло и других правящих семей.