За последние сезоны Артур отвык засыпать один. Всегда рядом была Ника, а потом Лана в колыбельке плакала, и вставать надо было по очереди, укачивать. Эта размеренная счастливая жизнь оказалась миражом… И морок тот развеяло ураганом большой войны.
На построении Артур не стал напоминать, что служил, — Отто и так его заметил… Значит, есть шанс получить звание, например сержанта. Великая заслуга — командовать деревенскими увальнями не у себя на ферме, а в гарнизоне. Пусть каждый мальчишка на Пустоши умеет управляться с хаудой или самопалом, но пулемет, граната — уже вещи для большинства новые, незнакомые. А хуже всего у диких с субординацией и подчинением. Артур люто ненавидел приказы, не умел выполнять их, отключив голову. Потому и ушел. Свободы захотел. Семью захотел. Ферму решил поднять.
И даже во двор не выйдешь размяться, проветриться, сбежать от мыслей. Простыня горячая и шершавая, матрас комковатый, повернуться бы, но койка скрипучая, а товарищей тревожить — последнее дело.
Скрипнула слева койка, и над Артуром склонился Курганник.
— Спишь? — прошептал он. — Слушай, Артур, тикать нам надо. Дурное дело — за таких, как этот Глеб, пропадать. Ты здесь все знаешь, вот и придумай, как выбраться.
— Мы уйдем — они наши семьи перебьют.
— В общем, ты придумай. Не уйдем — все равно перебьют, ты помяни мое слово, типун мне на язык, конечно. Но ты подумай. — Снова скрипнув койкой, коновал улегся на место.
Артур и рад был подумать, но тут же представлял Нику с отрезанными ушами и Лану… Лучше не представлять. Лучше не мечтать о побеге. Отслужить сколько придется, тихо и мирно, и вернуться к семье. А после забрать своих и бежать далеко-далеко, в места, где реки глубоки, а луга зелены, где нет Омеги, нет кетчеров, нет наркоманов… Он засыпал и видел во сне чудесные города с высокими домами, в стеклах которых отражалось безоблачное голубое небо.
* * *
После подъема и завтрака Артура вызвал к себе Отто, накануне получивший звание капитана. На столе перед старым знакомым лежала папка, с личным делом Артура, и капитан нависал над ней падалыциком. Уши Отто просвечивали розовым.
— Вот, — он постучал по папке тонким пальцем, — с возвращением тебя, Артур. Сразу ввожу в курс событий. Видишь, я теперь капитан. Повысили. Заслужил, как считаешь? Ты нос не морщи, заслужил и еще как. Но бардак, такой бардак! Мужики эти дикие ничего не умеют, право от лева не отличают. Будем учить… Тебя учить не надо. Ты у нас был ефрейтором, а теперь, гордись, будешь сразу сержантом, над своими же деревенскими увальнями начальником. Только сейчас пока на взводы этот сброд не разбиваем, так что тебя на прием поставим. Новеньких вот-вот привезут — надо побрить, отмыть, одеть и все такое прочее. Осознаёшь?
