— За время нашего отсутствия много дел накопилось, — словно в оправдание своему усердию проговорила девушка.
— Для первого дня ты сделала достаточно. Иди домой, — настаивал исполнительный директор.
— А ты?
— А я задержусь. Хотя… Мы оба заслужили хороший сон, — подумав, решил он.
Пять лет назад Тара Энтони была для Рэнда Кинкейда милой мордашкой и приятным досугом. Теперь они стали товарищами. В деле они были командой, их домашний быт тоже быстро оказался отлаженным, не обременял Рэнда своей рутинностью. Притирка произошла достаточно быстро. Тара видела, когда ему необходимо уединение, и ничем не докучала ему.
И в офисе, и в своей комнате Рэнд большую часть времени отдавал работе. К Таре он мог обратиться по любому поводу. И все-таки ни о безусловном доверии, ни о ценимой комфортности не шло и речи. Для Рэнда такое времяпрепровождение со всех точек зрения было утомительным компромиссом. Он не чувствовал себя свободным. Он томился, отсчитывая время до окончания положенного по завещанию годового срока. Ни долгосрочная работа в «КЛК», ни постоянная жизнь с Тарой его не интересовали. Он хотел выбирать. И вовсе не потому, что Тара или работа были так плохи. Просто Рэнд стремился иметь свободу маневра. Он не терпел принужденности, которая была для него равноценна безысходности.
Рэнд не желал ничего конкретного, не имел определенных личных или профессиональных целей. Он лишь надеялся стать совершенно независимой персоной. Ему всегда казалось, что побег из дома сможет дать ему такое чувство абсолютной свободы. Но этого не произошло. Сам факт разрыва с семьей его подспудно тяготил.
Теперь, когда стало возможным воссоединение с братом и сестрой, когда смерть отца должна была подвести черту под их многолетним очным и заочным противостоянием, Рэнд чувствовал на себе цепи посмертного волеизъявления одиозного старика. Он с нетерпением и потаенным страхом ждал, когда же наступит это истинное освобождение, и считал месяцы, недели, дни…
Не меньше былых невзгод тяготили Рэнда и постоянные мысли о Таре. Он сам оставил эту чудесную девушку пять лет назад, отправляясь поработать в Европу. Он обрек ее переживать в одиночестве тяжелый разрыв, оправдывая себя тем, что с самого начала внушил ей временный характер их связи. Но, столкнувшись с ней в дверях спальни своего отца, он был шокирован, задет до глубины души, он был смятен, разочарован, раздавлен. Рэнд расценил это как сговор, направленный против его. Он мог понять любое увлечение Тары, но только не увлечение Эвереттом. И то, что это могло стать следствием ее расчетливости, тем более не обеляло Тару в глазах Рэнда.
