— Что на меня-то смотреть?.. — наконец, выдавил он и, причудливо изогнув руку, помахал ею в воздухе — жест, видимо, символизирующий остроумие. — Нашли красавца писаного. Вот на него — это я понимаю…
Елена послушно бросила взгляд на меня и засмеялась — хорошо так засмеялась, по-доброму. — Проходите в кухню, ребят, — бросила она и, приглашающе поманив нас пальцем, скрылась в недрах дома.
Мы, наконец, разобрались в тапочках — удивительно, но я их надел! — и двинулись следом. В небольшом узеньком коридорчике уместились плита, рукомойник и большая круглая труба газовой колонки.
Войдя в кухоньку — очень весёлую, с лёгкими шторками в подсолнухах и кряжистым антикварным буфетом, — мы совсем уже по-свойски расселись за круглым столом, и даже Порочестер развеселился, когда стул под ним, не оценив его привычку раскачиваться на чём попало, устрашающе заскрипел. Я, шуткуя и присказывая, начал вытаскивать из пакета на свет божий наши скромные дары — один краснее другого. Леночка, хлопотавшая вокруг электрочайника, встречала каждый гостинец изумлённым, немного по-моему, преувеличенным ахом. С хищным детским энтузиазмом распотрошив коробку с ликёрными конфетами, она поинтересовалась:
— Мальчики, что будете? Чай или кофе?..
— Вообще-то мы привезли кое-что покрепче! — прорезался, наконец, Порочестер. Кажется, он совсем освоился — до него, наконец, дошло, что никто не собирается требовать от него пылких чувств к абсолютно незнакомому человеку, и он от облегчения даже перестал стесняться своего писклявого голоса. Но просчитался:
— Выпивон — потом. До массажа — только чаи-кофеи. Иначе сердчишко может не выдержать…
Я чуть не брякнул, что, дескать, если моё сердчишко и не выдержит — то виновато в этом будет только одно: красота очаровательной массажистки. Но решил не перебарщивать с пошлостями: я, в общем, Лену-то уважал. Вместо этого, прихлёбывая чай, спросил, как живётся-то ей в такой глухомани. Лена доверчиво ответила, что ничего, воздух свежий и удобства, слава Богу, в доме, — вот только за водой ходить далеко, за двести метров на колонку, — а за один раз много-то не притащишь, приходится делать по нескольку ходок с вёдрами, пока совсем не наломаешься. Можно и в сельпо, где продаются пятилитровые баклажки питьевой воды «Шишкин Лес», — но это ещё дальше, за километр. Да и мыться такой дорогой водой немного, как бы это сказать… кощунственно.
— Тальк! — вдруг вскрикнула она, вскочив и заискав что-то в резном посудном шкафчике, — совсем забыла, где-то у меня тут был тальк, старая коробка кончилась. Я как вас увидела, у меня прямо даже ладони вспотели, — с улыбкой призналась она, глядя почему-то на меня. А я думал о том, сколько (давно забытых нами, горожанами) неимоверных усилий пришлось совершить этой совсем не мускулистой очаровашке, чтобы подготовиться к приёму двух таких вот бездумных немолодых жлобов, напоить их от пуза чаем и обеспечить душ.
