Ловим каждое слово инженера. Раненый, был месяц в окружении, попал в плен. А не сомневается в том, что немцев прогонят.
После ухода москвича хвалим Баранова: «Хорошего дружка вы нашли!»
Зима в этом году ранняя, крепкая. Сегодня только седьмое ноября, а мороз градусов под двадцать.
— Холодно! — пожаловался Максимов, ни к кому не обращаясь. Он вздохнул, и в воздухе повисла полоса тумана. — Лед-то заволок стекла.
— У нас, на Урале, в таких случаях говорят: наша горница с богом не спорщица, на дворе тепло — и у нас тепло, на дворе холодно — и у нас холодно.
— Хитро́ у вас говорят, Михаил, — вяло возражает Максимов.
— Не-е, дорогой, мы не хитрые, мы шутку любим. — Баранов широко улыбается, черная повязка на глазу почти не портит его лица.
Яша долго кашляет. Затем, кутаясь в шинель, проговорил:
— Праздник сегодня, надо отметить. Только как?
— Вот именно — как?! Ни еды, ни выпивки... — Максимов закрыл глаза, на худом лице напряглись скулы.
— Будем живы — не помрем. Выпьем еще когда-нибудь. А праздник есть праздник.
— Такой день отметим! Наплевать, что за проволокой, — поддерживает Михаил Прокопьевич.
Больные лежат скрючившись под рваньем, надвинув на голову пилотки, буденовки или ушанки, — у кого что есть. Желто-золотистые лучи солнца, освещая морозные узоры на окнах, не радуют. Кажется, солнце для того только и выглянула из-за облаков, чтобы придать морозу и блеск, и царственную силу. Пол по обыкновению сырой, он не высыхает в холодном помещении. Однажды я заговорил об этом со старшим врачом, попросил, чтобы разрешили мыть только один раз, утром.
Блисков безнадежно махнул рукой:
— Я уже несколько раз просил об этом «Чисто-чисто». Он и слышать не хочет. Кричит, трясет кулаком.
Вобса только так и называют: «Чисто-чисто». «Расходись, ребята, вон Чисто-чисто идет!» — и все знают о ком речь. Каждый день унтер-офицер рано приходит из комендатуры и делает утреннюю проверку. Стуча сапогами, он почти бежит по коридору, через каждые пять шагов крича: «Чисто! Чисто!» Парабеллум и тесак шлепают его по жирным бедрам, а поблескивающий серебристый погон со змейкой как бы говорит окружающим: «Ничего, что моему хозяину за пятьдесят! Он еще послужит великой Германии!» Как и все тюремщики, Вобс питает слабость к чистым полам и блеску своих сапог. Если это в порядке, значит и кругом порядок. Сопровождающий Вобса солдат из охраны распахивает дверь каждой комнаты, Вобс вскакивает туда с криком «Чисто-чисто!», быстро обшаривает взглядом стены, пол и заключенных и торопится дальше. Задержки происходят для того, чтобы, приперев к стене санитара, забывшего убрать с дороги ведро с водой, ткнуть его кулаком в живот, а когда тот мотнется головой вперед, ударить еще и в лицо. Тогда к крикам «Чисто-чисто» прибавляется:
