Пожилой изучающим взглядом рассматривает меня, и как будто собирается что-то ответить, но тут послышался голос Яши:
— Кончайте разговоры! Поздно.
Я высказался в каком-то порыве и сейчас упрекаю себя за опрометчивость. Людей не знаешь, а лезешь с историческими справками! А если какая-нибудь сволочь донесет?.. Ну, да хрен с ними, и с такой жизнью! Один конец! — с ожесточением подумал я, карабкаясь на верхние нары, и как-то сразу успокоился.
К утру одежда не высохла. Знобит. Выпив кружку кипятка, вместе с Яшей направился в перевязочную.
— Подождем пока придет врач, тогда и вас перевяжем, — предложил Яша. Он уже работает здесь фельдшером.
Вскоре пришла врач, женщина средних лет, в очках. Поздоровалась по-польски:
— Дзень добры! — Надела халат, села к столу.
— Из Лиды вчера прибыли раненые, — стал докладывать Яша, — вот и врач с ними, тоже раненый.
— Где кончали? — спросила она.
— В Витебске, в прошлом году.
— Ну, садитесь, давайте перевяжем.
Повязка намокла больше, чем в прошлые дни, наверно потому, что вчера пешком шли до лидского вокзала.
— Скажите, а вы сумеете делать обходы в палатах? Врачей мало...
— Я и хотел об этом поговорить с вами. Без костылей обхожусь, могу работать.
— Тогда надевайте халат. Яков! Отведите доктора вниз.
— Добже[6], Валентина Викентьевна!
На первом этаже гораздо хуже, чем наверху. Сырость, полумрак. Вернее называть не первым этажом, а полуподвальным: окна на уровне земли. Впереди, метрах в пятидесяти, булыжная мостовая, — тут улица делает подъем к мосту через Неман. Стены вдоль пола не имеют штукатурки, она отвалилась от сырости. Мягкий пух плесени покрывает углы, тянется к низкому потолку.
На мое «Здравствуйте!» ответило лишь несколько человек, остальные безразличны, лежат спрятавшись под рваные одеяла или шинели, заботясь только о том, чтоб как-нибудь согреться. Обходя зияющие дыры прогнившем полу, я пошел к раскрытой двери соседнего помещения. И тут то же.
— Давайте, Яков Семенович, вместе сделаем обход.
— Хорошо, сейчас раздам лекарства.
Все лекарства помещаются в его изуродованной кисти. Это на шестьдесят человек.
— Что с вами? — спрашиваю у съежившегося под шинелью больного. Он высунул голову. Лицо с нездоровым румянцем, на вид — лет двадцать пять. Худыми, тонкими пальцами провел по волосам.
— Кашель замучил, температура, — еле выговорил он и закашлялся. Сплюнул в тряпочку — в мокроте кровь.
— Когда кровь появилась?
— На днях. Тут дверь рядом, я еще больше простудился.
