— Кто тут есть?
Никто не ответил.
Он захотел встать с лежанки. Ничего не вышло. Правая нога, казалось, больше не была частью его тела, она как бы стала теперь частью кирпичной лежанки.
Петр пошевелил левой ногой — она была легкая, живая. Он пошевелил руками, помотал головой — все жило. Ободрившись, он попытался оторвать правую ногу от кирпичей, и опять ничего не вышло.
Он закричал:
— Кто ж тут есть?
В избу из сеней вошел старик. Клубы морозного пара ворвались в дверь. Старик был высокий, широкоплечий, костистый. Он подошел к лежанке легкой походкой молодого человека. Ладный старик, из тех, которые живут не хворая и не жалуясь, сохраняя силу свою очень долго, и умирают в одночасье.
— Ну, вот, видишь, — сказал он Петру. — Вот ты живой.
Подойдя к лежанке вплотную, он привычным жестом поправил тулуп, которым боец был укрыт.
— Сколько я здесь дней? — спросил Игнатьев.
— Шесть.
— А нога моя?
— Пухнет, — ответил старик.
— Товарищ мой — где же?
— За ним немцы погнались. Да я слышал — не поймали: тебя я подобрал. Далеко же вы забрались. Тут кругом немцы.
— Ну, еще что про меня скажешь? — спросил Петр.
— Что ж тебе сказать? Винтовку твою я спрятал.
— А немцы не накроют тут меня?
— Лежи, лежи спокойно. Храним тебя пока, слава богу.
Еще десять дней пролежал Игнатьев на кирпичной лежанке. Правая нога становилась тоньше и легче. Она ожила к концу третьей недели. Петр встал с лежанки. Нога заболела страшно, и ему пришлось вернуться на лежанку. Вползая на нее при помощи старика, он первый раз за всю жизнь заплакал. Пролежал еще пять дней и встал. Еще через три дня он откопал винтовку и ушел в лес. Ему хотелось пробраться в какой-нибудь партизанский отряд, но старик, приютивший его, ничего не мог сказать ему путного об отряде. Он только слыхал, что недалеко в лесу есть партизаны. Местность эту Игнатьев не знал. Он вошел в лес ночью.
Дул ветер. Шумели ели. Лес был огромный. Петр шел наугад. Старик дал ему мешок с хлебом, лопату. Шел часа полтора, а может быть, два. Не встретив никого, он решил пока здесь остановиться. Выбрал место для землянки и стал долбить землю лопатой. Это был нечеловеческий труд. Земля, скованная морозом, не поддавалась.
— Мы все можем, — говорил себе Игнатьев, обливаясь потом, ударяя изо всех сил железной лопатой по мерзлой земле. — Черта с два нас запугаешь.
Он работал два дня. Землянка была выкопана. Замаскировал ее снаружи, утеплил изнутри. Сложил из камней нечто вроде камина, проделал отверстие для выхода дыма. Затопил.
