— Грейс, — произнес я внезапно севшим голосом.
Она улыбалась уже практически до ушей.
— Нравится? — спросила она, хотя вопрос был совершенно излишним.
— Я…
Она избавила меня от необходимости закончить предложение.
— Это в Дулуте. Я выбрала день, когда у нас обоих будет выходной. Я подумала, ты мог бы спеть какие-нибудь свои песни и… не знаю. В общем, что захочешь, то и сделаешь.
— Демозапись, — произнес я негромко.
Она даже не подозревала, какой подарок мне сделала. А может, наоборот, понимала. Это был не просто толчок, чтобы я пытался выйти с моей музыкой на новый уровень. Это было признание, что я могу двигаться дальше. Что в моей жизни будет следующая неделя, следующий месяц, следующий год. Эти пять часов в студии означали возможность строить планы на новое будущее. Они означали, что, отправив демозапись кому-нибудь и получив ответ: «Мы свяжемся с вами через месяц», я мог больше не опасаться, что к этому времени уже не буду человеком.
— Ох, Грейс, я люблю тебя, — сказал я и, не выпуская из рук сертификата, крепко обнял ее за шею. Потом коснулся губами ее виска и снова стиснул в объятиях. Сертификат я положил на пол рядом с журавликом из оберточной бумаги.
— Из него ты тоже сделаешь журавлика? — поинтересовалась она и снова закрыла глаза, чтобы я мог поцеловать ее еще раз.
Но я не стал. Я просто отвел волосы от ее лица, чтобы взглянуть на нее. Она напоминала ангела, какими их изображают на надгробных памятниках: глаза закрыты, лицо запрокинуто, руки молитвенно сложены.
— Ты опять горячая, — заметил я. — Ты хорошо себя чувствуешь?
Она не спешила открывать глаза, и я пальцем провел вдоль контура ее лица. По контрасту с ее теплой кожей мои руки казались холодными.
— Угу, — отозвалась она.
Я продолжил водить по ее лицу кончиками пальцев. Мне хотелось сказать ей, о чем я думаю, например, «ты очень красивая» и «ты мой ангел», но в случае с Грейс подобные слова куда больше значили для меня, чем для нее. Для нее они были расхожими фразами, способными вызвать секундную улыбку, и только, — слишком уж затасканные, чтобы казаться искренними. Мои руки на ее лице, мои губы на ее губах — вот что имело значение для Грейс. Мимолетные прикосновения, говорившие о том, что я люблю ее.
Когда я склонился поцеловать ее, то уловил едва заметный сладковатый ореховый запах — запах волка, которого она нашла в лесу. Такой слабый, что он мог бы мне померещиться. Но одной мысли об этом было достаточно, чтобы разрушить все очарование мига.
