, которым он дохнул мне в лицо. Увидев проехавшую на мопеде девушку, он погладил усы, всем своим видом давая понять, что после сытного завтрака для полного счастья не хватает такой вот крошки, причем предпочтительнее, конечно, девственницы.
Почистив зубы, он отдал объедки маленьким нищим, которые примостились в углу и мигом проглотили все, что оставалось на костях. Затем, сев за руль своего грузовика, развернулся и, притормозив возле кофейни, бросил в сторону официанта:
— До следующей недели, Чарли!
Уходя, я спросила официанта, что это за человек.
— Отъявленный грубиян! Думает, что ему все позволено. Зовет меня Чарли из-за того, что костюм мне велик, не по росту, пачкает стол и плюет на пол. Да еще считает себя неотразимым красавцем. А все потому, что одна немецкая туристка подсела однажды к нему в грузовик. Занимались там всякой пакостью, а потом целый год он этим хвастался. С тех пор по дороге и туда и обратно он обязательно останавливается, чтобы съесть баранью голову. Видите ли, матушка Фадила, этаким типам лучше бы никогда не вылезать из грузовика…
На площади было пустынно. Но мало-помалу она заполнялась, словно подмостки в театре. Первыми расположились сахрауи, жители Сахары, торговавшие всевозможными порошками: специями, хной, дикой мятой, а также другими измельченными и истолченными волшебными снадобьями. За ними следовали букинисты. Они разложили свои пожелтевшие манускрипты и стали жечь ладан.
Были и такие, кто ничего не продавал. Те садились на землю, скрестив ноги, и ждали. Сказители являлись последними. Причем каждый со своим ритуалом. Высокий, сухопарый мужчина начал с того, что развязал тюрбан и стал вытряхивать его: из него посыпался мелкий песок. Человек этот пришел с Юга. Он уселся на маленький чемоданчик из фанеры и в полном одиночестве, без единого слушателя, начал свое повествование. Я издалека видела, как он говорил и жестикулировал, словно находился в центре тесного круга. Я подошла к нему посреди фразы: «…вкус времени, которым лакомится свора собак. Оборачиваюсь, и кого я вижу? Скажите мне, верные спутники, отгадайте, друзья Добра, кого я увидел пред собою, величаво восседавшим на серебряной кобылице, не сломленного несчетными испытаниями, горделивого и прекрасного? Вкус у времени пресный. Хлеб черствый. Мясо отдает гнилью. Масло из верблюжьего молока прогоркло… прогоркло, как наше время, о друзья, идущие мимо… Стоит только вымолвить: жизнь — и одинокая хищная птица тут как тут…» Я была его единственной слушательницей. Он умолк, затем подошел ко мне и сказал доверительно:
